"Насмешки", Роза Уизли/Лили Поттер-мл., PG-13, виньетка

[Grey Kite aka R.L.]

Хм... Я только зашёл, и уже собираюсь наследить. Просить снисхождения не буду - я всё-таки не новичок, хотя фем почти не пишу. Но люблю читать...


Название: Насмешки
Жанр: виньетка, почти PWP
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Роуз Уизли/Лили Поттер-мл.
Дисклаймер: я извращаю опусы Ро совершенно бескорыстно
Саммари: их отношения складываются не лучшим образом, несмотря на родство. Но, может быть, за неприязнью скрывается что-то ещё?...
А на самом деле – просто история случая.
Комментарий: стандартный мотивчик, что поделать… Ах, да – всё с учётом Эпилога ГП7



Насмешка. Обидная, точная.

По коридору, вслед третьекурснице с Хаффлпафа.

Та не оборачивается, и даже ничего не отвечает пятикурснице с Гриффиндора.

А иногда случается и ровно наоборот.

Это обычная картинка отношений Роуз Уизли и Лили Поттер.

Никто не знает, почему это так.

Вроде бы, к взаимным издевкам нет ни малейшего повода. Они практически выросли вместе.

Но стоило им попасть в Школу – это началось, и не прекращалось.

Однако, они не остаются наедине – никогда, подчёркнуто избегая друг друга, допуская постоянные насмешки только в хогвартских коридорах.

Почему это так – тоже никто не знает. Даже они. По крайней мере, сознательно. Но скоро им предстоит это узнать…


**
Они оказались в женском туалете вместе.

Лили только что покинула кабинку, и даже не успела толком поправить форму, когда почувствовала взгляд. Обернулась.

Но насмешка не успела сорваться с её языка.

Потому что Роуз властно прикоснулась к её губам своими.

- Я тебя ненавижу… Я тебя хочу…

Жаркий шёпот. Лили всё поняла. И поняла, что тоже думает так же.

И поэтому она не сопротивлялась, чувствуя ладони Роуз на своих бёдрах.

А через несколько минут они опустились на пол.


**
Шёпот. Прикосновения.

Запретная сладость. Которой они боялись.

Но всё в мире конечно…


**
Лили мелко дрожала.

Её тело ещё помнило прикосновения Роуз. Её тело желало, чтобы всё повторилось.

Но та уже ушла – торопливо, быстро, не оставив следа.

Лили свела ноги, оправила юбку, морщась от стыда и бессилия. И ещё оттого, что надо было торопиться, пока её не начнут искать. Ведь они все договаривались собраться в гостиной…

Ей хочется верить, что желание её тела сбудется.

Иначе насмешкам в школьных коридорах не суждено прекратиться.


**
А Роуз уже успела привести себя в порядок. Несколько разученных у матери заклинаний – волосы, мантия, юбка, следы на шее и влага на пальцах… Даже незаметно, что эти губы только что целовали кого-то.

Она всегда подозревала, что у миссис Гермионы Уизли есть или были любовники.

Но сейчас это пригодилось. Действовать как можно быстрее – пусть даже в коридоре никого нет. Она надеялась – что и не будет.

Всё было приятно, но не хватало ещё, чтобы её увидели.

Ведь могут снять баллы, а это отличнице совсем ни к чему.

---

Мы пишем Фемслэш

[Prosto_YA!]

Сообщество "Мы пишем фемслэш" приглашает всех любителей этого типа)) Сегодня вечером начинается первая драббломания "Pink dreams in Hogwarts". Все подробности в сообществе.

---

Фемслэшная драбблмания

[Prosto_YA!]

Как вы считаете, нужно ли её проводить? Будете участвовать?
Оставляйте комментарии, пожалуйста.

Вопрос: Нужна ли фемслэшная драббломания?

1. Да, буду писать		8	(20%)
2. Да, буду читать		29	(72.5%)
3. Нет, не нужна		3	(7.5%)
Всего:		40

---

[Колючая]

По мотивам опроса от thegamed

 <a href="http://www.diary.ru/~cherche-la-femme"> <img src="http://static.diary.ru/userdir/1/1/5/5/1155831/40582777.gif"> </a>

Кинк (от англ. kink) имеет много разных смысловых оттенков, который каждый использует так, как хочет. На femslash-kink остановились на переводе «прихоть, каприз, причуда», что совершенно не отменяет узкоспециализированного «извращение, странность, ненормальность».

Кинк-фест задуман для того, чтобы желающие озвучили свои тайные мечты, не обязательно связанные с фетишами и девиацией. Ограничений по рейтингу нет. Ограничений по содержанию нет. Есть одно-единственное ограничение — кинк должен быть посвящен взаимоотношениям двух и более представительниц прекрасного пола. РПС (известные люди, не diary-фандом) и гендерсвич (смена пола) также вполне допустимы.

Femslash-kink — мультифандомное явление. Заказывать можно как пары из конкретных фандомов, так и ОЖП/ОЖП(/ОЖП).

Прием заявок на первый кинк-тур начнется в понедельник, 20 апреля 2009 в 9:00 по московскому времени.

Приглашаем авторов и сочувствующих Мы вас ждем

---

Собираю ссылки

[Ливлли]

Здравствуйте!

Я решила собрать ссылки на ВСЕ русскоязычные фемслэшные фанфики. Пейринг, рейтинг и прочее - значения не имеют. Ровно как и качество текста. Буду признательна за помощь, можете оставлять ссылки в комментариях или в личных сообщениях. Не надо стесняться - присылайте и свои произведения. Хочу вывесить их (ссылки) у себя в дневнике, уже разобрав и по темам, жанрам и прочему.)))

P.S. Начала работу над списком!

---

Фем кинк-фест

[thegamed]

Дорогие участники и читатели сообщества, а особенно - пишущие авторы! В ноосфере витает идея фемслэш и юри-кинка (анонимного; с участием как текстов по разным фандомам, так и ориджиналов; высокий рейтинг текстов не обязателен). Как вы относитесь к такой идее? Будете ли участвовать?
Пожалуйста, проголосуйте:

Голосовать

Все вопросы можно задать в комментариях =)

---

Помогите=) Очень надо...

[Ojousama]

Когда-то уже очень давно, лет 5 назад видела клип. Пейринг - Гермиона и Парвати....На очень красивую песню...и сам клип просто великолепный.....Песня - Варвара - таял снег (тише) - там еще слова "Тише, ты меня не услышишь, мое сердце не дышет, если ты со мной. Помнишь, мы с тобою играли? мы тогда и не знали, что придет любовь. Ты говори тише о любви, слышишь?". Дак вот, может быть кто-нибудь видел этот клип и можт дать на него ссылку? Очень надо...я уже неизвестно сколько его ищу.....Пожалуйста, помогите!!!!

---

[bese_ss_en]

Название: Преданная дружба
Автор: Love Child (a.k.a bese_ss_en)
Бета: TerryBolger
Рейтинг: PG-13, за мысли, упоминание наготы и пару недетально описанных поцелуев.
Пейринг: Миллисента/Панси, Миллисента/Гойл, Драко/Панси.
Жанр: романс, драма.
Предупреждение: фем-слеш и гет. ООС, в особенности Драко. АУ – Драко женится на Панси, и еще некоторые расхождения с каноном. Я не следую мнению Роулинг в том, что касается внешности мисс Паркинсон).
Дисклеймер: денег на этом не зарабатываю, моя – только больная фантазия.
Саммари: История Миллисенты Булстроуд.
Навеяно песней Xavier Naidoo, «Sie sieht mich nicht»:
Ты появляешься - как солнца луч во тьме.
Прекрасный ангел, ты ль с небес явилась мне?
Такая красота достойна короля.
А я – всего лишь тень... Не видишь ты меня.
ru.youtube.com/watch?v=zIBJ9Kdcy9w .
Вольный перевод - мой.


Генри Булстроуд, крепкий широкоплечий мужчина с густыми черными бровями и короткой шеей, уже Мерлин знает сколько времени кругами ходил по гостиной.
- Черт! - пнул случайно подвернувшуюся под ноги табуретку. – Ну как?!- набросился он на колдомедика, вышедшего из спальни.
-У вас дочь…
Не успел молодой человек ответить, как пол ушел у него из-под ног – мистер Булстроуд сгреб его за грудкИ, и сильно тряхнул.
- Какая еще дочь? Что я с ней буду делать? Где мой наследник?!
- Девочка… хорошая, здоровая девочка, - в ужасе лепетал колдомедик.
- Девочка… - Генри сгорбился и немного ослабил хватку, чем колдомедик не преминул воспользоваться – он освободился и отошел подальше от расстроенного отца.
- Мне нужен наследник, понимаешь? - уже не так грозно промолвил Булстроуд. -Это был последний шанс, после стольких мертворожденных. Эх, целители, и за что я вам плачу?
Понурив голову, Генри направился в спальню. Сказать, что он был разочарован – значит ничего не сказать. Последняя возможность продолжить род, и Эмили его подвела. Просто зла не хватает! Между прочим, он имеет полное право развестись и отослать ее обратно к родителям. Войдя, он так и собирался ей сказать.
Эмили лежала, утопая в кружевной пене подушек: ужасно бледная, под глазами синева, губы искусаны. Около нее суетился эльф-домовик.
Игнорируя жену, мужчина подошел к колыбели, стоящей рядом с кроватью. Виновница гибели рода Булстроуд, уже отмытая и одетая в рубашонку и ползунки, спокойно лежала и сосала палец, даже не думая кричать, как любой нормальный ребенок. Красное сморщенное личико, редкие светлые волосики на голове, глаза пока что мутно-непонятные – младенец, он и есть младенец, но… Генри неожиданно почувствовал предательскую резь в глазах, а ноги сделались как ватные. Он осторожно, внутренне содрогаясь – как бы не сделать ей больно ненароком – взял кроху на руки. Такая легкая, хрупкая, маленькая. Его девочка.
«А ну и пусть», подумал Генри. «У моего кузена Булстроуд-Флетчера двое мальчишек, еще не все потеряно».
- Это самая красивая девочка на свете, - сказал он вслух, стараясь придать твердости дрогнувшему голосу.
+++
Это был первый день рождения, который Миллисента запомнила. День рождения маленького ребенка – как правило, праздник для взрослых. Булстроуд пригласил всех знакомых, у кого имелись дети подходящего возраста, но не это было главным критерием. В основном он собрал тех, кто мог быть ему полезен.
Генри украдкой посматривал на дочь. Она сидела, забравшись с ногами в кресло, и изучала его подарок – книжку с картинками. Малышке нравились маггловские сказки, и Генри, не очень-то жалующий все маггловское, безропотно потакал ее увлечению.
Милли явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она то и дело оттягивала кружевной воротничок нарядной синей мантии – ее повседневная одежда была куда как удобнее. Девочка росла настоящим сорванцом: носилась по всему поместью, как вихрь, лазила по деревьям, постоянно набивала синяки и шишки. Эмили пыталась повлиять на своего супруга – нельзя позволять ребенку все, и уж точно нельзя наряжать девочку в мальчишескую одежду. Но что мог поделать Генри, если от одного застенчивого взгляда из-под светлой челки он был готов разрешить все, что угодно?
«Красавица», на его суровом лице появилась улыбка. «Как можно этого не видеть?»
Булстроуд только что имел не очень приятный разговор с Малфоем. Милли следовало пристроить, и он надеялся на помолвку с Драко. Однако Люциус, окинув небрежным взглядом маленькую мисс Булстроуд, заявил, что, к сожалению, она не подходит для того, чтобы составить достойную пару его сыну.
- Генри, - снисходительно улыбнувшись, ответил он возмущенному Булстроуду, --- уже сейчас видно, что Миллисента похожа на тебя как две капли воды. А ты никогда не был красавцем, друг мой.
- Миллисента очень милая девочка! - возразил Генри.
- Но не из тех, кто способен блистать. Кроме того, меня несколько беспокоит наличие сквиба в вашей семье пять поколений назад. И я уже подобрал невесту для сына, младшую Паркинсон. Да вот она, посмотри. Уже в таком раннем возрасте - леди.
Булстроуд задохнулся от возмущения, и тут ему на глаза попался Драко. Мальчик уронил что-то со стола себе на колени и ревел во весь голос.
- Значит, мы недостаточно хороши для тебя? Да моей девочке самой не нужен такой неженка! - хозяин дома резко развернулся и покинул гостя. После этой беседы первым порывом Генри Булстроуда было спустить мисс Паркинсон вместе с родителями с лестницы. Он как раз раздумывал, под каким предлогом затеять ссору, и наблюдал за дочкой, когда ее одиночество было нарушено.
+++
- Привет, я Панси, - услышала Миллисента, оторвалась от книги и обомлела. Перед ней стояла девочка, при взгляде на которую Миллисенте вспомнилась Белоснежка из ее книжек. Очень красивая: небольшого роста, темные волосы до плеч, темные глаза, ласковая улыбка и ямочки на щеках. Но главное – в ней было что-то, какое-то необъяснимое очарование, что-то, что лет через десять будет заставлять мальчиков, да и мужчин тоже, оглядываться ей вслед. Маленькая Миллисента, конечно, не смогла бы объяснить, о чем именно идет речь, но сразу поняла – у нее этого нет и никогда не будет.
- Что это? - не обращая внимания, что ей не ответили, прекрасное создание присело на подлокотник, а затем сползло в кресло, слегка потеснив смущенную мисс Булстроуд.
- Сказка магглов, «Красавица и чудовище», папа подарил. Хочешь, я расскажу тебе? - Миллисента с замиранием сердца ждала ответа. Она готова была сделать что угодно, лишь бы девочка задержалась и поговорила с ней.
Панси кивнула, и Миллисента начала свой рассказ.
+++
«Похоже, они подружились», удивился мистер Булстроуд. Ну что ж, так и быть, он не будет скандалить и выгонять Паркинсонов. «Это даже хорошо. У дочки совсем нет подруг, общение с маленькой Паркинсон пойдет ей на пользу».
Он оглядел девочек, сидящих в кресле: Панси, в белой мантии с оборочками и крохотных белых туфельках, изящная, подобно фейри, темные блестящие волосы уложены волосок к волоску, и уже сейчас ясно, что она вырастет красавицей; и Милли, слишком большая для своих пяти лет, неуклюжая и смущенная из-за непривычной одежды, челка небрежно спадает на лоб, прикрывая светло-голубые глаза. Они сидели очень близко, Миллисента что-то увлеченно рассказывала, тыкала пальцем в картинки в книге, и просто светилась от радости, если Панси улыбалась ей.
«Моя все равно лучше», упрямо подумал Генри и вернулся к гостям.
+++
Миллисента сидела под большим деревом на берегу ручья, который, то разливаясь чуть ли не до размеров реки, то змеясь тонкой струйкой между скалами на севере владений Булстроудов, пересекал все их поместье. Еле заметный ветер шевелил высохшую до состояния соломы траву на огромном лугу, раскачивал чуть живые синие васильки и бело-желтые ромашки, шелестел в кроне дерева – но был слишком слаб, чтобы остудить разгоряченное лицо Миллисенты. Над потрескавшейся землей стояло марево, жара парализовала мысли, и они текли медленно и вяло. Необычный для конца лета зной не располагал к размышлениям, все, о чем можно было думать – когда же, наконец, наступит вечерняя прохлада. Или же – надо бы дойти до ручья и окунуться. Девочка подумывала так и поступить, но одной купаться не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось без Панси. Почему-то с другими девочками подружиться не получилось – они то смеялись над ней, то дразнили, находя для этого массу забавных, с их точки зрения, причин. Но вот Панси – совсем другая. Ей все равно, что Миллисента на голову выше всех других девочек, не такая ловкая, и что волосы у нее – как есть солома, по словам этой дуры Пэтти Деммингтон. С Панси намного интереснее и плавать, и летать на метле, и читать, и даже играть в куклы – хотя эту забаву Миллисента никогда не понимала. Иногда Миллисента думала, что самые счастливые моменты – это моменты ожидания, пока Панси придет. Предвкушение – вот сейчас я увижу, как она бежит ко мне через луг, поросший синими и бело-желтыми цветами, вот она улыбается, поправляет платье и волосы, вот «Привет, Миллисента»…
- Привет, Миллисента! - раздалось издалека. Панси шла к ней через луг, подобрав мантию, на голове – венок из ромашек.
- Я получила письмо из Хогвартса, - с довольным видом объявила она, подойдя к подруге.
- Иначе и быть не могло,- рассудительно ответила Миллисента. - Как думаешь, куда нас распределят?
- Слизерин, конечно,- Панси села рядом, - мои родители были на Слизерине, и дедушка с бабушкой тоже, и вся семья. А ты обязательно пойдешь со мной! - она капризно надула губы.
- Мы с папой уже учебники купили, и школьные мантии, и палочка у меня тоже есть … - хотела было похвастаться Миллисента, но Панси прервала ее:
- Учиться – только через несколько дней, не хочу говорить об этом. Давай займемся чем-нибудь еще.
- Может, полетаем?
Наверху было прохладнее, чем на земле, ветер бил в лицо, прогоняя вызванную жарой вялость. До поздней ночи они кружили над ручьем и лугом, то камнем падая вниз – чтобы остановится в полуметре от земли, то взмывая вверх, еще немного – и достанут до звезд. Панси сидела впереди Миллисенты, и та крепко прижимала ее к себе. Миллисента была счастлива.
+++

Их обеих действительно распределили на Слизерин. Миллисенте нравилось учиться – ведь они с Панси практически не разлучались. Садились рядом в Большом зале, на уроках, вместе делали домашнее задание, делили одну спальню. Драко Малфой, который сразу стал вести себя, будто бы он главный на факультете, раздражал. Тем более, что он то и дело отвлекал Панси от нее. А когда он, благодаря купленным отцом метлам, стал ловцом в команде Слизерина, в то время как Миллисенту, летающую гораздо лучше, проигнорировали, она окончательно поняла, что терпеть не может Драко Малфоя.
О том, что Драко и Панси помолвлены еще с детства, она знала, но ее мало волновал этот факт. Многие дети из хороших семей чуть ли не с рождения заключали помолвку. Вступить в брак – значило выполнить свой долг, последовать давнему порядку, только и всего. Любовь тут совершенно не обязательна. И как бы то ни было в будущем, сейчас Панси Драко не слишком интересовалась. Миллисента была уверена, что останется для нее самым близким и лучшим другом. Куда там какому-то мальчишке.
Чтобы сохранить это звание – «лучший друг Панси Паркинсон» - Миллисента была готова на все. Ее ужасно обижало, если Панси начинала интересоваться кем-то больше, чем ей. На втором курсе, во время урока Защиты у этого клоуна, Локонса, Миллисенте показалось, что Панси слишком заинтересованно смотрит на Грейнджер, гриффиндорскую грязнокровку. Опасения ее подтвердились, когда Панси выразила желание встать с ней в пару для отработки заклинаний. «Чем она лучше меня?!», про себя возмутилась Миллисента.
- А вы, мисс Грейнджер, встаньте напротив мисс Булстроуд, - услышала она голос своего декана, профессора Снейпа. Миллисента вздохнула с облегчением и бросила профессору благодарный взгляд.
- Спасибо, сэр. Огромное спасибо, - прошептала она. Неизвестно, каким образом, но Северус Снейп всегда знал, что творится в головах его подопечных.
Ярость на грязнокровку была столь велика, что довольно скоро их дуэль переросла в рукопашную. Благо, все были заняты наблюдением за дуэлью Малфоя и Поттера и не мешали. Миллисента, несомненно, одержала бы верх, у нее было преимущество в габаритах. Она без труда подмяла Грейнджер под себя и схватила ее за горло – так тебе, дрянь. К сожалению, их растащили.
+++
Годам к четырнадцати Миллисента выросла в высокую, крупную девушку. Она говорила легким баском, и в случае чего давала мальчишкам такие затрещины, что даже Винсент и Грегори побаивались с ней спорить. На факультете ее уважали за неплохой ум, но за глаза подсмеивались и звали уродиной. К этому времени Миллисента поняла две вещи: что байку про красоту души придумали уроды, и что с возрастом ее внешность уже не изменится к лучшему.
Одни и те же черты, которые не особенно портили отца, делали ее саму угрюмой и несимпатичной: чересчур густые и темные брови, тяжелый подбородок и эта проклятая часть тела, соединяющая голову с туловищем, из-за которой далекий предок получил прозвище Бычья шея, ставшее затем фамилией. Отец мог долго и часто хвалить ее за успехи в учебе, водить в семейную портретную галерею и рассказывать о славных предках, которым грубые черты лица и короткие шеи нисколько не помешали стать достойными членами магического сообщества и сильными магами. Генри мог сколько угодно хлопать ее по спине и говорить, что она «настоящая Булстроуд» – Миллисента знала, что нехороша собой, и не стремилась это исправить с помощью косметических ухищрений и подходящей одежды. Она не хотела показаться смешной. С чего бы уродине прихорашиваться?
Вот Панси совсем другое дело. Она всегда красива, даже с утра, еще не причесанная и в ночной сорочке. Неприятности переходного возраста были не властны над ней – прыщи, подростковая неуклюжесть, излишняя худоба или наоборот, полнота – все это обошло счастливицу стороной. Панси осталась хрупкой, как фарфоровая статуэтка, изящной и элегантной. Чем старше она становилась, тем больше напоминала Миллисенте сказочную принцессу. Подруги необычайно комично смотрелись вместе, до того они были разными. Но всякий, кто осмеливался шутить по этому поводу, свел весьма близкое знакомство с кулаками Миллисенты, а также несколькими неприятными проклятиями, поэтому шутники предпочитали держать язык за зубами.
Жизнь в школе была довольно насыщенной, но и открытие Тайной комнаты, и поимка в непосредственной близости от Хогвартса убийцы Сириуса Блэка, и даже Турнир Трех Волшебников не волновали Миллисенту. Она жила своей подругой, все остальное было лишь декорациями, в которых разыгрывала свою роль примадонна Панси. Турнир привлек внимание Миллисенты лишь потому, что Панси им интересовалась. Даже скорее не Турниром, а парнями из Дурмстранга. Миллисенту не беспокоил этот интерес – дурмстранговцы приедут и уедут, а она останется. Сама она тоже начала интересовалась мальчиками, но как-то слабо. Слегка заинтересованные взгляды мисс Булстроуд скользили от Майкла Корнера к Эдриану Пьюси, по пути останавливаясь на Тео Нотте, и - о ужас! – даже Гарри Поттере, и прочих брюнетах – чтобы снова вернуться к Панси. Иногда, но все чаще и чаще, к удивлению Миллисенты, ее внимание привлекал декан Слизерина, Северус Снейп.
Возможно, дело было в некоторой общности типов, одной и той же цветовой гамме: и у него, и у нее – темные глаза и волосы, очень белая кожа, и именно это сочетание заставляло сердце Миллисенты биться быстрее. Но на декана она скорее смотрела, как ценитель – на произведение искусства: признавая несомненные достоинства и получая чисто эстетическое удовольствие. К тому же Снейпа она немного побаивалась. С Панси же все было не так: ее хотелось защищать и опекать, достать Луну с неба, если попросит. Миллисента, со всеми другими упрямая и непреклонная, с подругой вела себя совершенно иначе. Не признающая авторитетов и не любящая подчинятся, она послушно, более того, с удовольствием делала за Панси домашние задания по Зельям или Чарам, бегала на кухню за ее любимыми пирожными и выполняла миллион других мелких поручений. Как пошутил один гриффиндорский первокурсник, «если Паркинсон скажет – «Прыгай!», Булстроуд спросит – «Как высоко?»». Неделя в больничном крыле надолго отбила у него охоту шутить, но он был прав. Панси могла назвать белое черным, и Миллисента согласилась бы. В том числе, Панси использовала свое влияние, чтобы оградить Драко от нападок Миллисенты. Та жалела, что в прошлом году Малфоя не искалечил гиппогриф, и с удовольствием завершила бы начатое им, пойдя намного дальше сломанной руки.
Хотя Драко на четвертом курсе и так был почти сносным, а уж за увеличенные зубы грязнокровки Грейнджер Миллисента готова была забыть о том, что из-за Малфоя потеряла место в команде. Наблюдая, как пары собираются на Святочный бал (самой Миллисенте партнера не досталось), она готова была кричать во все горло от переполняющего ее восторга при виде Панси в чудесной светло-розовой мантии, входящей под руку с Драко: «Смотрите все, это моя подруга! Моя лучшая подруга! Разве она не самая красивая?»
А когда стоящие неподалеку в ожидании своих девушек Поттер и Уизли чересчур долго пялились на нее, Миллисента прошла мимо и, как бы случайно, от души наступила на ногу одному и сильно ткнула под ребра локтем другого. Может быть, и кошке разрешено смотреть на короля, но не гриффиндорскому отребью – на слизеринскую принцессу.
Турнир закончился более чем неожиданно, а дома ждал еще один сюрприз. Отец, осунувшийся и небритый, прямо в дверях объявил ей:
- Темный Лорд вернулся.
+++
Полная опасностей двойная жизнь, которую теперь вел Генри Булстроуд, очень сблизила его с дочерью. К концу каникул девушка прекрасно ориентировалась во всех делах отца, и морально была готова «позаботиться о матери, если я когда-нибудь не вернусь». За эти каникулы она как будто стала старше на несколько лет. Лучшей подругой и светом в окошке для нее по-прежнему оставалась Панси, которой удалось сохранить детскую беззаботность. Или же, у Панси просто были другие приоритеты – наряды и мальчики.
Нельзя сказать однозначно, что Миллисента совсем не разделяла последнего интереса. Но она реально смотрела на вещи: ответная симпатия более-менее приличного парня девушке не светила, а Крэбб или Гойл были не нужны ей самой. Она не имела ничего против них, более того, с Грегори у них образовалось нечто похожее на дружбу – Миллисента подтягивала его по многим предметам – но представить, что они ходят под ручку, как парочка, или, не дай Мерлин, целуются, она просто не могла. Она также продолжала лелеять недостижимые мечты о Мастере Зелий, но душила их в зародыше, потому что испытывать привязанность к кому-то другому – значило предать лучшую подругу.
В новом учебном году Панси и Драко назначили старостами, и они проводили вместе намного больше времени, чем в прошлые годы. Раньше будущие муж и жена относились друг к другу ровно, теперь же, как казалось Миллисенте, их отношения стали теплее, и ей это не нравилось. Каждый раз, когда она видела их идущими под руку в коридоре, или гуляющими в Хогсмиде, Миллисенту настигало неприятное ощущение: обиды, собственной ненужности, злости, и желания хорошим ударом стереть с лица Драко его мерзкую улыбочку. Девушка наивно рассудила, что, должно быть, завидует подруге, которая мало того, что сказочно красива и уже помолвлена, так ей еще и есть с кем сходить в кафе мадам Паддифут - излюбленное место парочек. Сделав вывод, она решила действовать, не откладывая это в долгий ящик, пересилила свое неприятие, и в следующие выходные пригласила в Хогсмид Грега.
Эта прогулка разительно отличалась от их с Панси походов в волшебную деревню. Грегори заплатил за леденцы Берти Боттс в «Сладком королевстве», и в кафе тоже. Миллисента привыкла, что это делает она. Обычно после прогулки ее кошелек был абсолютно пустым – они с Панси не пропускали ни одной лавочки, и если той что-нибудь нравилось, почему бы не порадовать ее? Они же подруги.
Гойл без единого слова, но настойчиво забрал у нее пакет с покупками, и таскал его весь день в кармане – а это всегда была прерогатива Миллисенты. Ну в самом деле, не Панси же, самой красивой девочке в школе, носить свою поклажу, даже если она уменьшена до размеров спичечного коробка?
Панси болтала без умолку, Миллисенте нравилось слушать ее голос, иногда вставить «Да, конечно, ты права» - Грег большую часть времени молчал и посматривал на Миллисенту исподлобья, отводя глаза, как только их взгляды встречались.
И, разумеется, на хорошенькое личико и стройную фигурку Панси смотреть было куда приятнее, чем на массивного, чуть сутулившегося, будто бы он стесняется своей массивности, Грегори.
Когда они сидели в кафе, и Гойл взял Булстроуд за руку, ее неприятно поразил факт – маленькая ладонь Панси совсем иначе, лучше и естественнее, ощущалась в руке. Миллисента не знала, как дошло до того, что они с Грегори начали целоваться, сидя за столиком. Он что-то говорил: никто не смотрит, все сюда за этим ходят, и вообще, она ему нравится – она не слушала. Девушка не стала возражать, потому что, в конце концов, весь курс давно разбился на пары, все это делают, прямо сейчас, вокруг них. Так почему бы не попробовать? Судя по рассказам, должно быть здорово.
Здорово не было. Было мокро и скользко.
«Будто держишь во рту устрицу», хмыкнула про себя Миллисента. Она со всей своей деликатностью (которой у нее было, увы, не очень много) разорвала контакт, сослалась на усталость и заявила, что уходит. По Грегу не было понятно, расстроен он или нет. Он молча поднялся и проводил ее до школы. Больше она с ним не гуляла.
Не считая личных обстоятельств, год и так был трудным из-за грядущих СОВ. Впрочем, правление Амбридж принесло и светлые моменты. Миллисенте, вместе с Панси вступившей в Инспекционную дружину, очень нравилось третировать гриффиндорцев (в особенности Грейнджер), нравилось издеваться над новым гриффиндорским вратарем, а еще больше придумывать разные гадости про Поттера. Мало ли, что она знала, можно сказать, из первых рук, что Поттер совершенно прав насчет возрождения Темного Лорда – все равно приятно.
Год прошел, Амбридж ушла из школы, о возрождении Лорда стало известно уже всем, и Поттера перестали считать психом, изменилось абсолютно все – кроме того, что Миллисента по-прежнему не могла разобраться, что за чувство настигает ее каждый раз, когда она видит обоих старост Слизерина вместе.
Напоследок, уже в Хогвартс-экспрессе, судьба преподнесла ей подарок, благодаря которому она вернулась домой, несмотря ни на что, в хорошем настроении.
Она ехала в одном купе с Панси, как всегда. Подруга, еще когда поезд подъезжал к платформе 9 ¾, заметила ожидающих ее родителей, в спешке засобиралась и, чмокнув Миллисенту в щеку, пообещав писать и заезжать в гости, вихрем выбежала из купе. Миллисента же, когда поезд окончательно остановился, отправилась на поиски Грегори – она хотела обсудить с ним задание на лето. Одному бедному увальню точно не справится.
Миллисента шла по тамбуру, недоумевая, куда же он подевался, когда из-за ближайшей двери послышался странный сдавленный звук. Девушка рывком открыла ее, направила палочку на невидимую пока угрозу – и ее чуть не стошнило от отвращения. На полу в луже коричневой жижи лежало нечто, похожее на огромного слизняка в слизеринской форме. Там, где у существа предполагалась шея, ее обвивал шарф в серо-зеленую полоску. Тот самый, который Миллисента подарила Грегори на прошлое Рождество.
- Чтоб их горгулья разорвала, чертовых гриффов! - выругалась слизеринка. Сомнений в том, кто именно это сделал, у нее не возникло.
От первого «Фините Инкантатем» слизняк перестал истекать жижей, от второго приобрел человеческие очертания, и только с седьмого раза превратился в Грега.
- Спасибо, - Гойл схватился за протянутую руку и встал, чуть не опрокинув обоих. – Это был Поттер и его прихвостни, их было больше нас! - почему-то смутился он. Щеки Грегори по окраске могли сейчас соперничать со свеклой.
На багажной полке обнаружилось еще два слизнякоподобных создания, и общими усилиями Миллисента и Грегори вернули человеческое обличье Винсенту.
- Поможешь с Малфоем? – попросил тот, едва снова смог говорить.
- Я тороплюсь, отец наверняка уже ищет меня по всему вокзалу. Разбирайтесь со своим хозяином сами, -отрезала она и быстро вышла из купе, пряча злорадную улыбку. В таком виде Драко нравился ей гораздо больше. Жаль, что Панси не видит его сейчас.
Даже то, что этим летом Панси больше бывала в поместье Малфоев, чем у них, не обеспокоило Миллисенту. Ведь это так естественно – хотеть узнать поближе привычки семьи, частью которой собираешься стать. Да и бедной миссис Малфой нужно было утешение. А кто должен его обеспечить, как не будущая родственница?
+++
В конце каникул между пятым и шестым курсом Панси как-то гостила у Булстроудов. Миллисента еще с начала лета заметила, что в присутствии подруги ей овладевает какое-то непонятное смутное беспокойство, но раньше оно никогда не было таким интенсивным, как сейчас. Любой пустяк: показавшаяся из-под мантии лямка бюстгальтера, пожатие руки, даже запах духов Панси мгновенно вызывал вихрь смутных, но совершенно точно не совсем приличных образов и ассоциаций. Ее это немного пугало. Что хуже всего, недостатка в смущающих прикосновениях не было. Девочки целовались при встрече и на прощание, ходили под руку, Панси могла в шутку взъерошить ей волосы, обнять, они спали в одной комнате и даже в одной кровати, когда гостили друг у друга. Но ведь все так делают, что тут особенного?
«Просто она очень красивая. Красивых все любят и восхищаются ими, вот и я тоже восхищаюсь. Поэтому мне и нравится на нее смотреть», успокаивала себя Миллисента. В глубине души она, конечно, понимала, что этим не объяснишь ни сбившее дыхание, когда Панси берет ее за руку, ни внезапный румянец, если она случайно попадается ей на глаза полуодетой.
В один из жарких июльских дней они бездельничали на берегу ручья под большим деревом, в их с детства любимом месте. Миллисента подумывала о том, чтобы перебраться с луга в сад, а лучше в мамин розарий. Там, благодаря многочисленным чарам, было намного свежее, и то тут, то там из под земли били маленькие фонтанчики. Можно было бы, с риском для жизни (да и мама не оценила бы подобный порыв), нарвать любимых роз Панси – роз Морганы, у которых желтые лепестки с красными кончиками. Но из-за зноя было лень двигаться, кроме того, подругу разморило, и она не хотела никуда идти.
Панси лежала на боку на клетчатом пледе, подперев рукой голову, и лениво переворачивала страницы «Ведьмополитена»; короткая летняя светло-оранжевая мантия сползла, открывая плечо. Миллисента сидела рядом на траве. Она тоже намеревалась почитать, даже захватила с собой приключенческий роман, но смотреть на Панси было гораздо интереснее.
Солнечный лучик, которому чудом удалось пробраться через густую крону, пробежался по волосам Панси и запутался в них, они на секунду вспыхнули темной медью. Почему-то все и всегда считали ее брюнеткой, но Миллисента знала, что на самом деле волосы у Панси очень-очень темного каштанового оттенка. Просто нужно уметь увидеть. Нежно-алые губы сложились в очаровательную гримаску, Панси недовольно поежилась и поджала ногу – от тонкой щиколотки к колену ползла божья коровка, как заметила Миллисента. Она осторожно сняла насекомое и отбросила в сторону, стараясь не особенно задумываться над тем, какая гладкая у Панси кожа.
Миллисента могла бы целый день сидеть и наблюдать. Маленькие пальчики переворачивают страницы; хмурятся тонкие брови, когда Панси задумывается; вот она откладывает журнал, переворачивается на спину, потягивается – под натянутой мантией обрисовывается небольшая аккуратная грудь, кажется, соски вот-вот проткнут ткань. Мисс Булстроуд знала, что неприлично так пялиться, но ничего не могла поделать.
- Мне скучно, - недовольно протянула Панси.
Миллисента принялась лихорадочно соображать, чем же развлечь подругу, и прежде чем она успела что-то сказать, Панси начала раздеваться.
- Сегодня жарко, хочу поплавать. Тут ведь не очень глубоко?
Она смогла только молча кивнуть. Панси тем временем, стянув через голову мантию и откинув ее в сторону, разделась полностью.
Миллисента и раньше видела Панси голой, но теперь ее подруга больше не была ребенком. От ребенка в ней осталось только то невинное бесстыдство, с которым она избавилась от одежды. Одну долгую секунду перед тем, как войти в воду, она стояла напротив оторопевшей Миллисенты, освещенная лучами полуденного солнца – само воплощение красоты.
Булстроуд показалось, что она умирает. Сердце зачастило и рвалось из груди, кровь стучала в висках, вспотели ладони.
«Какая ты красивая…», только и мог отреагировать мутнеющий разум. А глаза жадно рассматривали хрупкую фигурку, память отмечала и прятала в самом тайном, недоступном даже для легилемента уголке крохотную родинку над правой грудью, изгиб тонкой талии, плавную линию бедер и выбритый лобок, и десятки других деталей.
Она была ослеплена белизной нежной кожи, ускользающими медными всполохами в обманчиво-черных волосах, ярким кармином маленьких острых сосков – такого же цвета, как губы Панси, и такие же влекущие. Миллисента старалась, но не могла оторвать глаз от ее груди, не могла выкинуть из головы мысль, каково было бы протянуть к ней руку и почувствовать, как наполняется ладонь. Миллисента в это растянувшееся мгновение осознала окончательно, что ее восхищение красивой подругой далеко от невинного любования. Она вовсе не хочет иметь такое тело, как у Панси – она хочет саму Панси.
++
Шестой курс стал кошмаром. Не то, чтобы Миллисенту так испугала любовь к другой девушке – в волшебном мире к сексуальным меньшинствам относились вполне толерантно – скорее, ей было непросто принять тот факт, что предмет ее грез именно Панси. Миллисента полагала, что было бы лучше, если бы ее чувства к однокласснице так и остались загадкой. Но загадка разгадана, и что, горгулья раздери, делать с такой отгадкой? Признаться? Пойти ва-банк, рискнуть дружбой ради любви? Даже если Панси и нравились бы девушки, зачем ей неловкая и несимпатичная Миллисента? Панси ведь такая красивая и популярная – она может выбрать любого или любую. У Миллисенты не было ответов на эти вопросы.
Первый же день шестого учебного года вовлек Миллисенту в состояние тревожной подозрительности. Когда Панси, вместо того, чтобы, как обычно, ехать вместе в ней, ушла в купе к Драко, Миллисента ощутила сильнейшую досаду, обиду и что-то еще, что она до сих пор не чувствовала, по крайней мере, не с такой силой.
Повинуясь неизвестно откуда взявшему порыву, она пошла к их купе - и мельком увидела в приоткрытую дверь, как Драко положил Панси голову на колени, а та гладит его прилизанные белесые волосы с таким видом, словно другие девочки только и мечтали бы оказаться на ее месте. У Миллисенты перехватило дыхание, она сжала кулаки. Ее в мгновение ока захватило странное гадкое чувство, желание оторвать Малфою голову и использовать ее, как квоффл. Внутри нее как будто возникло жаждущее крови чудовище, и оно рвалось наружу – убить, искалечить, разорвать на куски. Но... нельзя. Если она что-то сделает с Драко, Панси это не понравится.
Панси, Панси, Панси... Панси никогда не смотрела так на нее. Мерлин, как же больно...
Миллисента бросилась прочь по коридору, чтобы никто не видел слез Железной Булстроуд.
Пребывание в Хогвартсе превратилось в пытку. Панси продолжала вести себя так же, как раньше. Она нежничала с Миллисентой, не стеснялась при ней переодеваться, могла прийти среди ночи в ее кровать – иногда ей снились страшные сны. Красавица не замечала ни бегающего взгляда, ни вспыхнувших румянцем скул, ни того, что Миллисента будто ненадолго окаменевала от прикосновений – а та сходила с ума и молилась про себя Мерлину, чтобы помог ей ничем себя не выдать.
Находится рядом, смотреть, прикасаться – и постоянно держать себя в руках, чтобы, не дай Мерлин, не обидеть случайно, не раскрыться. Знать, что подруге нравится другой, и что у другого намного больше шансов – но не сметь ничего сделать. Мучительно хотеть рассказать все, признаться ей – и молчать, боясь лишиться дружбы. Иногда Миллисента почти набиралась храбрости, тем более что Панси вела себя с ней более чем вольно. На какие-то доли секунды ей казалось, что кокетливая просьба помочь оценить, какие трусики лучше смотрятся, или поцелуй в щеку – «спасибо, что помогла с Зельями, что бы я без тебя делала», или тихий шепот среди ночи: «Можно лечь с тобой? Снова плохой сон» - что все это не имеет отношения к дружбе. Но Булстроуд мыслила слишком трезво, чтобы питать подобные надежды. Тем более, Драко от Панси доставалось намного больше знаков внимания.
Малфой-младший во время летних каникул, как рассказал Миллисенте папа, удостоился наивысшей чести – получил Метку. Он вел себя очень таинственно, постоянно говорил намеками о каком-то важном деле, исчезал и, что самое непонятное – перестал ладить со Снейпом. Крэбб и Гойл тоже вели себя странно. Панси не знала, что именно Драко должен сделать, но восхищалась им. Что ж, раз Панси это нравится...
«Я превзойду его. Я буду самой лучшей. Я все для тебя сделаю, Панси».
Миллисенте потребовалось много времени, чтобы принять решение. Но, единожды решив, отступать она была не намерена.
+++
- Я знала ее…- всхлипнула Железная Булстроуд, – хорошо знала. Пэтти всегда за обедом садилась так, чтобы ей было видно Блейза, он ей нравился, дурочке. У нее еще была такая дурацкая сумка через плечо, расшитая желтыми и красными цветами, и она так смешно смущалась, когда Блейз проходил мимо… Она дразнила меня, смеялась над моими волосами. Теперь она никогда не сядет на свое место, не будет меня задирать, ее нет, я ее убила… - Миллисенту одолел очередной приступ рыданий. – Но я выполняла приказ! Ведь предатели крови даже хуже магглов, мы должны избавляться от недостойных. Почему же мне так плохо…
Девушка трясущимися руками поднесла ко рту чашку с успокаивающим зельем - зубы заклацали о край, и лекарство пролилось на мантию. Была уже почти полночь, ученица находилась в кабинете своего декана и никак не могла успокоиться. Она не знала, как так получилось, что, придя к нему попросить зелье «Сна без сновидений», она не смогла больше молчать, и рассказала все подробности своего Посвящения. Да и кому еще, если не ему? Не отцу же, после того, как она себя повела.
Миллисента вспомнила рождественский вечер. Вот она откладывает в сторону нераспакованный подарок и уверенно (один Мерлин знает, чего ей стоила эта уверенность) говорит папе:
- Представь меня Ему. Я знаю, что ты можешь. Это будет лучшим подарком.
- О чем ты, девочка? – нахмурился тот.
- Я хочу служить Темному Лорду, как и ты. Хочу принять Метку, - Миллисента прилагала огромные усилия, чтобы в последний момент не обратить все в шутку. Уж очень страшным стало любимое лицо.
- Не говори ерунды. Война – это мужское дело, обойдемся без тебя.
- Я хочу бороться за то, во что верю, рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты мной гордился.
Миллисенте приходилось и раньше видеть отца в ярости, но в первый раз эта ярость была направлена на нее. Он вскочил из-за стола, не обращая внимания на жалобно звякнувшие бокалы и испуганный вскрик жены. Отец нависал над Миллисентой, перегнувшись через стол: сжатые кулаки, тяжелый, злой взгляд исподлобья, налившиеся кровью глаза – ни дать ни взять бык на корриде, собирающийся поднять тореадора на рога.
- Дура! Ты не должна что-то делать, чтобы я тобой гордился!
Девушке стало жутко, но она поднялась и встала напротив, неосознанно копируя отцовскую позу. Они стояли друг напротив друга – кто кого – и в ответ Генри получил такой же яростно-упрямый взгляд:
- Отведи меня к Нему, если ты меня любишь. Пожалуйста, папа.
В школу она вернулась с перевязанной рукой.
- Ничего серьезного, квиддичная травма, - как объяснила она Макгонагалл. А вот Снейп явно не поверил.
С тех пор заснуть она могла только с зельем. Стоило закрыть глаза, как она снова и снова видела Пэтти Деммингтон, умирающую от ее «Авады». Когда запас привезенного из дома зелья подошел к концу, Миллисенте ничего не оставалось, как попросить его у Снейпа. Ну не в больничное же крыло обращаться, в самом деле?
Снейп не задавал ненужных вопросов, ему как будто хватило одного вида забинтованной руки, чтобы все понять. Он не настаивал на откровенности, не лез в душу – но как-то так получилось, что Миллисента не выдержала. Ей надо было рассказать кому-то, невозможно было и дальше сдерживаться. В результате они вместе находились сейчас у него в кабинете, и он придерживал чашку в ее трясущихся руках, помогая выпить зелье.
- Вам известно, что, настаивая на аудиенции и принятии Метки, вы позволили себе неслыханную дерзость? – спросил он Миллисенту. Та кивнула, всхлипнув.
- Темный Лорд сам выбирает, кто достоин этого, а кто нет. Вы нарушили правила, мисс Булстроуд. Именно поэтому ваше Посвящение было более тяжелым, чем обычно, - он вытащил из безвольных пальцев пустую чашку и отлевитировал ее прочь, затем извлек из кармана и протянул Миллисенте еще один носовой платок. – Вы разгневали Темного Лорда. В случае провала его наказание затронуло бы не только вас, но также и ваших близких. Вы бы хотели этого?
Миллисента отчаянно замотала головой.
- Другого выхода не было. Вы сделали то, что должны были сделать. То, что было необходимо.
- Необходимо, - тихо повторила Миллисента. Слезы постепенно высыхали, девушка успокаивалась. – Я все сделала правильно, но почему я чувствую, что это не так?
- Потому что убить человека... сложно, – глухо ответил Снейп, и ученице показалось, что учитель собирается сказать ей что-то. Но он промолчал. – Время позднее, отправляйтесь в вашу спальню.
- Да, - она поднялась и одернула мантию. – Спасибо, сэр. Вы мне очень помогли.
Она уже подошла к двери, когда услышала вслед:
- Не корите себя. И если вам понадобится зелье сна без сновидений, или что-нибудь еще, вы знаете, где меня найти.
+++
Она шла бесконечными темными коридорами. Вместо мантии тело облегало длинное, до пят, одеяние из грубого неотбеленного холста – такое она одевала на Посвящение. Кое-где на стенах висели факелы; то вдали, то совсем близко слышалось «кап-кап» - вода капала с осклизлых стен; и маленькие тени метались в полумраке от стены к стене – крысы. Миллисента не знала, как она оказалась здесь и что она ищет, но ее будто что-то толкало изнутри: «вперед, вперед!». Один из ходов привел ее в круглый маленький зал. На полу была начерчена пентаграмма, в концах ее лучей стояло по зажженному светильнику. В середине пентаграммы безучастно стояла Панси, в таком же белом балахоне. Миллисенту будто хлыстом ударило: «Нет! Как же так? С Панси нельзя этого делать, она ведь такая слабенькая, нежная! Неужели нельзя освободить ее от испытаний?»
Миллисента отчетливо помнила собственные испытания. В силу того, что она осмелилась настоять на том, чтобы быть принятой в Упивающиеся смертью, ей пришлось тяжелее обычных новобранцев.
Она достойно вынесла испытание болью, когда старшие Упивающиеся друг за другом жгли, резали и накладывали на нее «Круциатус». Испытание стыдом, когда Повелитель заклинанием сорвал с нее одежду, а затем взломал и выставил на всеобщее обозрение некоторые ее самые сокровенные мысли и переживания, без всякой осторожности препарируя сознание, она тоже выдержала. Хвала Мерлину, каким-то невероятным образом Темный лорд – а с ним и все присутствующие – приняли любовь к Панси за преклонение некрасивой девушки перед красивой. Последнее испытание – участие в карательной экспедиции под присмотром Беллатрикс Лестранж, и «Авада» для дочери предателей крови Пэтти Деммингтон.
И, наконец, когда она, обессиленная, опустилась на колени и протянула руку – резкая, нечеловеческая боль в предплечье.
Неужели Панси предстоит вынести что-то подобное? Что бы он не готовил ей, этого нельзя было допустить. Она схватила неподвижную подругу за руку и поволокла за собой. По углам зашевелились черные тени, они пытались их схватить, но Миллисента только прибавила скорости, сбив по дороге одну – под капюшоном мелькнули светлые волосы.
Она бежала, как ненормальная, и вот в конце длинного коридора показался свет. Миллисента точно знала – туда теням нельзя. Они с Панси оказались в просторной комнате. Свет проникал в нее из узких окошек-бойниц под потолком, туда, вверх, вела лестница. Панси все так же безучастно стояла рядом. Она запыхалась от быстрого бега, щеки разрумянились, губы были приоткрыты. Миллисента поняла – она испытывает непреодолимое желание поцеловать свою подругу, и не собирается с этим желанием бороться.
Она слишком давно этого хотела, поэтому поцелуй не получился ни ласковым, ни осторожным, как бы она предпочла. Скорее, он был жадным, требовательным и голодным. Она буквально атаковала ее губы своими, руки нетерпеливо ощупывали Панси, пытаясь пробраться под закрытую длинную хламиду, готовые в любой момент подавить сопротивление, буде оно возникнет. Только вот сопротивления не было. Панси не оттолкнула ее, но и не ответила. Она осталась недвижима, как кукла или манекен.
Испугавшись, Миллисента тряхнула ее за плечи, похлопала по щекам, но глаза красавицы был пусты. Она производила впечатление живого трупа, зомби. Неожиданно свет в комнате померк, только сверху, на лестнице, горели факелы. Снова по углам зашевелились тени в капюшонах. Миллисента знала – нужно уйти по лестнице, там свет и безопасность, но Панси упрямо не хотела двигаться. Еще немного, и тени окружат ее.
И тут Миллисента проснулась.
- О, Мерлин, - она со стоном откинулась на подушки. Сны стали настоящим проклятием, что эротические, что кошмарные, они мучили ее. Девушка грустно усмехнулась – теперь она даже не может помочь Панси, успокоить ее после страшных снов. Тоже мне лучшая подруга, раз не годится даже на такую малость.
Но время не стояло на месте, жалеть себя было некогда. Миллисента рывком поднялась с кровати и пошла в ванную комнату – под ежедневный ледяной душ.
+++
- И как это было? – синие глаза Сью Эллен восхищенно горели.
- Проще простого. Сосредоточилась, направила на нее всю свою ненависть, «Авада Кедавра!» и готово, - небрежно ответила Миллисента. – Ее мамаша-предательница валялась у меня в ногах и умоляла о пощаде для дочурки, - она усмехнулась, стараясь выглядеть как можно циничнее, и немного повысила голос – Панси вышла в гостиную из спальни девочек. – Но во мне нет жалости к выродкам.
А то, что она не может заснуть без зелья, и не было и дня, чтобы Миллисента не вспоминала искаженное страхом лицо Пэтти, никого не касается.
- Мисс Булстроуд, наша новая знаменитость, - с улыбкой протянула Панси и, проходя мимо, потрепала ее по плечу. – Гордость и краса факультета, для нас честь учиться вместе с тобой, и все такое прочее. – Она придирчиво осмотрела себя в карманное зеркальце и направилась к выходу:
- Мы с Драко будем в библиотеке. Поторопись с моей Защитой, хорошо? Увидимся позже.
Миллисента проводила ее грустным взглядом, и поэтому не сразу отреагировала на щебетание Сью Эллен.
- Миллисента... - с безграничным обожанием вымолвила та. – Ты такая классная. Я бы не смогла заавадить. Неужели тебе не было страшно?
- Что? А, нет, ни капли, - пришла в себя Миллисента. – Я готова пройти любые испытания, чтобы маги наконец заняли предназначенное им по рождению место. Нам суждено властвовать над магглами, а не прятаться от них. И если для достижения цели надо избавиться от предателей крови и грязнокровок, значит, так тому и быть.
- А Метка... это больно? – прошептала Сью Эллен, придвигаясь поближе.
Ее темно-золотые волосы источали приторный цветочный аромат, совершенно не похожий на изысканные духи Панси и, на вкус Миллисенты, чересчур плебейский.
- Да не больнее «Круциатуса», - ответила Миллисента, сожалея, что на диване уже некуда отодвигаться.
- Можно посмотреть? – еле слышно выдохнула блондинка.
На ее лице появился почти религиозный экстаз, когда Булстроуд закатала рукав и протянула ей руку. Тонкие холеные пальцы с безупречным маникюром благоговейно погладили рисунок, обвели контур черепа и змеи.
- Какая красивая, - смотря прямо в глаза Миллисенте, чуть ли не простонала Сью. А Миллисента с запозданием поняла, что они одни в гостиной, и сидят слишком близко, и Сью Эллен прижимается к ней так, что Миллисента более чем отчетливо ощущает ее грудь – крепкую, и не самого маленького размера. Если бы Миллисента хотела от Сью того же, что и от Панси, она бы получила это без труда – и не сходя с места. Не то, чтобы она совсем не думала об этом - но вот от раболепного восторга в синих глазах становилось противно.
- Извини, Элли, мне надо делать задание по Защите, - она решительно освободила запястье и застегнула рукав. – Ты ведь куда-то собиралась – в совятню письмо отправить, кажется?
- Да, как скажешь, Миллисента, - все с тем же тупым обожанием ответила Сью. – Я ведь все понимаю, Темные искусства... ой, извини, Защита от Темных Искусств – это очень важно, теперь ты должна владеть ей на порядок лучше! – она подмигнула. – Не буду мешать. Но если тебе что понадобится, что угодно, я буду рада помочь.
Эллен наконец-то встала с дивана и, покачивая бедрами, как проститутка из Лютого, направилась к выходу. Миллисента вздохнула с облегчением. День у нее выдался не из легких, и Сью Эллен Яксли была достойным его завершением.
Утром Миллисента наткнулась на Панси, когда пришла принять душ. Та уже вылезла из ванны и стояла перед зеркалом, обнаженная.
- А, Миллисента, доброе утро. Помоги-ка мне, а то я не достаю – она протянула ей бутылочку, молочко для тела.
«Господи, за что ты меня так ненавидишь?!», мысленно воскликнула Миллисента. Она послушно втирала молочко, ей безумно нравилось дотрагиваться до бархатистой, белой как снег кожи, и одновременно она до смерти боялась, что одно неверное, чересчур интимное прикосновение, или невольная дрожь ее выдаст. Было странно видеть, как собственные широкие загорелые ладони скользят по хрупким плечам и нежной девичьей спине. Не в первый раз стало стыдно за свою слишком крупную стать и грубые руки. Такая, как она, разве достойна прикоснуться к подобной красоте? Разве что обожать издали.
Эти картины преследовали Миллисенту весь день, не давая сосредоточится на уроках. Она не справилась ни с одним заклинание на Защите, и отработку не получила только потому, что Снейп был слишком занят, высмеивая Поттера. После занятий она, как всегда по пятницам, устроилась с Грегом и Винсентом в гостиной – Гойлу нужно было помочь по Трансфигурации и Истории магии. Все шло как обычно, как в любую пятницу в этом году, год, или три года назад: она объясняет, Грегори слушает, Винс в дальнем углу гостиной читает комиксы. Только рука Гойла на ее бедре не вписывалась в план занятий. Миллисента даже не сразу поняла, откуда ветер дует, уж слишком невероятно было видеть подобное поведение у Грегори Гойла. Лишь когда он сдвинул ладонь повыше, она пришла в себя и отреагировала:
- Не надо. Я этого не люблю, - не повышая голоса и не поднимая глаз от учебника, сказала девушка.
- Да ты не подумай, я ничего плохого не хочу, - возразил парень, лицо которого быстро приобретало багровый окрас. – Может, я серьезно.
- Я тоже серьезно сломаю тебе руку, если ты ее не уберешь, - тем же ровным тоном предупредила Миллисента. И когда Грегори замешкался, она действительно вывернула ее немного.
- Успокоился? – сдавленное пыхтение, должно быть, обозначало «да». – Хорошо. Продолжим заниматься?
Гойл был паинькой до конца занятий, но в остальном поведение Миллисенты вызвало совсем не тот эффект, которого она добивалась. Казалось бы, грубость должна была его оттолкнуть и дать понять, что в качестве ухажера Грегори для Миллисенты не желанен. Однако, через пару часов, случайно наткнувшись на неразлучных друзей недалеко от совятни, она услышала, как Гойл говорит Крэббу, что Миллисента «девушка что надо, и себя соблюдает, не то что липучка Элли». Ну только этого не хватало!
Кроме того, ей не давало покоя странное письмо отца, полученное утром.

«Здравствуй, принцесса.
Обещай мне, что не будешь завтра покидать спальни после отбоя. Твои друзья уже предупреждены. Я не могу сказать тебе больше, пожалуйста, не упрямься и просто сделай, как я говорю. Не высовывайся и не лезь геройствовать. Ладно сынок Люциуса – они конченые люди, но ты должна пересидеть это время в спальне, и именно так ты и поступишь! Очень скоро все изменится, и все будет хорошо. Я люблю тебя.
Папа».

«Что-то затевается в школе, и Малфой знает, что именно», подумала она. И как будто по заказу, рядом раздался знакомый голос, манерно растягивающий слова:
- Винс, Грег, где вы пропадаете? Вы мне понадобитесь через полчаса. Встречаемся, вы знаете где.
Миллисента подождала, пока Драко пройдет мимо нее, и пошла за ним. Когда они оказались в безлюдном коридоре, она в три шага перегнала его и загородила Малфою дорогу:
- Надо поговорить.
- О чем нам говорить? – презрительно протянул он и попытался обойти ее, но Миллисента пресекла его маневры, оттесняя Драко к стене, в угол потемнее.
- Я хочу знать, куда ты все время пропадаешь, и почему Винс и Грег такие странные.
- Тебя это не касается, - Драко занервничал, когда его лопатки коснулись стены. Только сейчас Миллисента заметила, насколько плохо он выглядит. Бледный до серости, под глазами круги, и сами глаза затравленные.
- Очень даже касается. Отец написал мне: по-видимому, что-то затевается в Хогвартсе, и ты знаешь, что.
- Не лезь в это дело, Булстроуд. Темный Лорд поручил мне важное задание, и когда я его выполню, то стану одним из первых при нем. Тебе такая честь и не снилась. Что там писал твой отец, сидеть тихо и не высовываться? Вот и не высовывайся, и не примазывайся к моей славе. Когда я выполню задание...
- Похоже, не очень-то ладится с выполнением, а? – разозлилась Миллисента. - Кишка тонка, как и у всей вашей семейки.
- Замолчи! – лицо Малфоя перекосило, глаза стали почти белыми от злости, он потянулся к карману за палочкой.
- Сам замолчи! – времени вытащить собственную палочку не было, поэтому она просто перехватила его руку, изо всех сил сжала ее, да так, что Малфой скривился и застонал. Волшебная палочка Драко покатилась по полу.
- Это Панси можешь рассказывать о своем героическом задании, а не мне. По-моему, ты облажался. Ты слишком слабый, чтобы справится. Ручки боишься запачкать, - с каждым словом Миллисентой все больше овладевала ярость.
- Да кто ты такая, чтобы так говорить со мной?!
- Я, в отличие от тебя, ношу Метку заслуженно - ответила она. Миллисента отпустила Драко, он был достаточно деморализован и не опасен, без палочки. - Я справилась, а ты нет. Так что не строй из себя героя. Завтра здесь что-то произойдет, мой отец явно имеет к этому отношение, и я должна быть рядом на случай, если ему понадобится помощь. Ты знаешь, что случится завтра, и ты мне скажешь!
Она приперла его к стене, и сбежать Малфою не было никакой возможности. Он дернулся в сторону. Миллисента тут же схватила его за плечи и чувствительно приложила затылком о камень. Перед глазами у Драко поплыло.
- Тварь, - как в полусне услышал он, - как же давно я мечтаю выбить тебе мозги...
- Миллисента, Драко! Что вы здесь делаете? Я буду ревновать! – и неожиданно появившаяся Панси погрозила пальцем и рассмеялась. Должно быть, они действительно выглядели со стороны как парочка: широкоплечая и высокая Миллисента зажимает в углу хрупкого Драко.
- Мы просто болтали, - воспользовавшись замешательством Миллисенты, Драко освободился, подобрал палочку и ушел под руку с Панси.
Миллисенте потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Мерлин, еще немного, и она действительно бы... нет, нельзя. Она не будет об этом думать. Чтобы придти в себя, она вернулась в слизеринскую гостиную и устроилась на диване перед камином, надеясь спокойно позаниматься уроками. И тут черти принесли Сью Эллен, с ее немереными сиськами, ужасными духами и раздражающим преклонением перед чужой силой. Эссе по Защите никак не получалось, Миллисента в сердцах захлопнула книгу и ушла спать.
+++
Она бегом поднималась по лестнице вверх, из слизеринских подземелий, не потрудившись накинуть мантию поверх пижамы. Целый день Миллисента провела в ожидании, то и дело проверяя палочку в кармане. Ничего странного в течение дня не происходило, даже Малфой не исчезал вместе и Крэббом и Гойлом. Ей показалось на какое-то время, что она сделала неправильные выводы, а папа, скорее всего, просто перестраховался. Но ночью ее разбудил подозрительный шум в коридоре, и она выскочила из спальни, сжимая в руке палочку.
Миллисента не ошиблась – это действительно были звуки борьбы. В тускло освещенном коридоре стояла густая пыль, вспыхивали красные и зеленые вспышки заклятий, то тут, то там мелькали темные силуэты борющихся – она различила рыжие волосы младшей из предателей крови Уизли, уворачивающейся от чьего-то «Круциатуса», кучку испуганных хаффлпаффцев, жавшихся к стене, Макгонагалл, посылающую кому-то «Ступефай»... Генри Булстроуда здесь не было, и Миллисента побежала через коридор, дальше, стараясь не обращать внимания на что-то липкое и скользкое под ногами.
То и дело приходилось пригибаться, один раз заклятие пролетело так близко, что опалило полу свободной пижамной куртки, другой – разнесло камень в стене на дюйм повыше ее головы. Было бы ужасно глупо погибнуть сейчас, от заклинания кого-то из своих.
- Куда ты так торопишься, деточка? – кто-то огромный встал у нее на пути, сверкнули желтые нечеловеческие глаза.
«Фенрир Сивый», догадалась Миллисента. Отец рассказывало ей об оборотнях, вставших на сторону Лорда. Сердце испуганно екнуло, а внутри стало холодно. Морда оборотня была измазана в крови, она капала с его клыков, глаза с вертикальными зрачками были абсолютно безумными. «Он попробовал крови и ничего не соображает», душа ее ушла в пятки.
- Дай мне пройти, - она медленно обходила зверя, выставив перед собой палочку. – Вот, смотри, - Миллисента подняла помеченную черепом и змеей руку, - мы на одной стороне.
Тот, казалось, не слышал ее:
- Все послушные слизеринские детки спят сейчас в своих кроватках. А непослушных Фенриру разрешили наказывать, - он облизнулся, - да, наказывать. Иди сюда, девочка, иди, моя хорошая...- он протянул к ней лапу с длинными загнутыми когтями.
- Петрификус тоталус! – выкрикнула Миллисента, но оборотень одним прыжком оказался рядом с девушкой, сбивая с ног, и палочка выпала из ее руки.
Лицо обдало смрадом пота и крови, Миллисенту замутило, и она почти лишилась чувств, когда липкий язык коснулся шеи и щеки:
- Какая ты сладкая...
- Скотина, пес щелудивый! Да я тебя! Круцио! – родной голос вернул ее в сознание, и уже через секунду девушку за шиворот подняли с пола, и прижали к груди, сжимая до боли, до хруста в костях:
- Я говорил тебе – оставаться в спальне?! Говорил? Так какого тролля?!
- Папа... – Миллисента с трудом открыла глаза. Первое, что она увидела, был корчащийся в судорогах после «Круциатуса» оборотень.
- Что «папа»?! Слава Мерлину, этот нелюдь не успел ничего с тобой сделать! – бушевал Генри. – Ну куда тебя понесло?
- Я хотела помочь...- смущенно пробормотала она.
- Справились и без тебя, спасибо Снейпу, - усмехнулся Булстроуд. Неподалеку послышался топот, и отец быстро обнял дочь, игнорируя все ее «как», «почему» и «причем тут Снейп»:
- Я все расскажу, когда приедешь на каникулы. Сейчас надо уходить. Хватит валяться, псина, - он пнул Фенрира под ребра, и они оба исчезли в конце коридора.
+++
- Я ему говорю: «Давай, Драко, и побыстрее», а мальчишка стоит бледный, как привидение, руки трясутся, и даже прицелиться не может, - в который раз рассказывал Генри дочери за завтраком. – Удивительно, как он в штаны не наложил.
- А может, и наложил, - улыбнулась Миллисента, и заклинанием пододвинула папе масленку и вазочку с джемом.
Они сидели за длинным столом, накрытым по всем правилам: белоснежная скатерть и накрахмаленные салфетки, хрусталь и фарфор, и множество вилок и ложек перед тарелкой – так, что неискушенный человек не сразу сообразит, которой пользоваться для какого блюда. Правда, отец и дочь сидели рядом, чуть ли не вплотную, а не напротив друг друга, как положено, и Миллисента, нарушая все правила этикета, то и дело вытирала рот рукой, клала локти на стол, или пользовалась не теми приборами. К счастью, матери, придающей огромное значение манерам, с ними не было, и девушка чувствовала себя свободно. Генри и Миллисенте не часто удавалось так посидеть, но она надеялась, что в будущем подобных моментов будет больше.
Все действительно изменилось. Пусть Министерство и замалчивало действия Темного Лорда – он фактически правил им через нового, недавно назначенного министра. Поттер превратился в персону нон грата номер один, и его разыскивали, чтобы допросить о смерти Дамблдора. Миллисенте было известно, что директора убил Северус Снейп, отец присутствовал при этом и рассказал ей. Но ей, тем не менее, доставляло жестокое удовлетворение читать очерняющие Поттера статьи. Ничего, его поимка всего лишь вопрос времени.
- Да, скорее всего, - со смешком ответил отец. – Даже не пойму, в кого парень уродился слабаком. Его отец таким не был. Да и со стороны матери я подобного не припомню. Паркинсоны собираются расторгнуть помолвку. Правильное решение, как я думаю.
У Миллисенты по спине пробежал холодок. Мерлин, если Малфои еще больше попадут в немилость Лорда, Панси не придется выходить замуж за Драко, значит, не придется продолжать общаться с ним, и конец тогда их недавно зародившейся симпатии. О, еслибыеслибыеслибы...
Генри одним громадным глотком допил кофе, уронив несколько капель на сверкающую белизной салфетку, и повернулся к дочери. – Ну, как, поела? Готова аппарировать?
- Да, папа, - она поднялась, стряхивая с мантии крошки.
Они шли по парку к антиаппарационной границе. Небо этим ранним утром было ясным, чисто-прозрачным, зеленые, с вкраплением желтого и красного, кроны старых деревьев так четко выделялись на нем, что казались не настоящими, а нарисованными. Миллисента не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего. Папе не нужно больше прятаться, бояться аврорских обысков. И возможно, Драко исчезнет из жизни Панси. Жизнь была прекрасна, как это утро.
Она так углубилась в мечты, что папе пришлось повысить голос:
- Снейп станет директором! Наконец-то в школе будет, кому навести порядок... Милли, ты меня слушаешь? О чем задумалась? – и хитро прищурился, - Уж не влюбилась ли?
- Что?! Нет! – девушка возмущенно отпрянула от него, ее загорелое лицо мгновенно покрылось ярким румянцем.
Генри улыбнулся:
- А пора бы. Блейз, или Тео, или вот Грегори-младший – выбирай любого...
- Еще чего! – возмутилась она. - С какой стати какой-то парень, не умнее, не талантливее и не сильнее магически, чем я, посмеет что-то мне указывать? А Грег, который у меня Зелья и Историю магии списывал – это вообще смешно!
- Ну-ну, уймись, - папа снова взял ее под руку. – Почему сразу «указывать»? И Грегори-младший мне кажется вполне достойным молодым человеком... – увидев, что Миллисента изображает, будто ее тошнит, Генри счел за лучшее прекратить этот разговор:
- Я не буду ни на чем настаивать. Просто обдумай мои слова. Он не так уж плох, принцесса. Я прошу тебя. Хорошо?
- Ладно, - пробурчала девушка себе под нос.
За разговором они не заметили, как подошли к воротам поместья. Прижимаясь во время аппарации к отцу, Миллисента подумала, что вряд ли когда-нибудь найдется парень, которому она смогла бы так же безоговорочно доверять, с которым было бы так же тепло и безопасно. Да и нужно ли ей это? Она взрослая, сильная, и сама защитила бы кого угодно, если бы ей позволили. Если бы Панси позволила.
+++

---

[Maquiladora]

Название: Всего лишь...
Автор: LollyNight
Бета: ищу
Категория: фемслэш
Жанр: angst
Пейринг: ГГ/ДУ
Рейтинг: R
Саммари: война меняет людей?

Дикий крик наполнил тишину, врезаясь в стены, отскакивая, ударяясь о пол, растворяясь в пространстве. Яркие вспышки заклинаний ослепили глаза.
Чья-то тёплая ладонь сжала руку Джинни. Ноги онемели от шока, голова звенела от пульсирующего в сознании страха приближающейся смерти. Неужели конец?

Вокруг расплывались образы, перемежаясь с ярким светом разноцветных огней. Тело будто окаменело. Рука с силой сжимала палочку. Глаза, наполненные гневом, яростью, злобой… сумасшедшая ухмылка. Пожиратель поглотит её? Смертью…

Джинни прикусила губу до крови и взмахнула рукой. Это страх потерянной жизни, не своей – чужой. Отнять… Сказав лишь… Крики резали горло, мешали дышать, оставляя следы на бледной нежной коже. Невинность вместе со смертью… Не ты – он умрёт.

Сознание донесло звук собственного голоса, почти неузнаваемого – страшного, надломленного, звериного. Судорога боли на его лице – Джинни никогда не забудет. Глаза расширяются, рот ловит кончающийся в лёгких воздух, колени подгибаются. Медленно, тягуче – будто не наяву.

Желудок сжался и начал пульсировать, из глаз Джинни брызнули слёзы мокрыми дорожками по мертвенно-бледным щекам.

- Молодец, Джинни! Скорее, нам сюда… Ну же…

Она почувствовала, как кто-то за руку потащил её наверх. Ноги почти не слушались, соскальзывая со ступеней. Но ей не давали упасть, подхватывая, помогая взбираться по немыслимо длинной лестнице.

Ещё чуть-чуть и сознание покинет её. Завтрак хотел выйти наружу немедленно. Джинни остановилась и опёрлась руками о холодную и мокрую стену. Голова безжизненно повисла вниз. Рыжие волосы, выбившись из причёски, непослушными прядями торчали в разные стороны. Внутренности обожгло, липкое сильное пугающее с новой силой сжало желудок.

- Милая, надо укрыться. Их слишком много. Пойдём же…

Хотелось пить, чтобы горечь во рту исчезла, чтобы этот привкус металла на губах смылся, чтобы обжигающее внутренности чувство прошло. Всего один глоток… глоток холодной воды…

Рука схватила её за запястье и потянула вперёд вглубь темного коридора. Звуки борьбы становились всё тише. Быстрые шаги эхом отдавались в пустом коридоре. Джинни завели в какой –то кабинет. Из ватной тишины послышался знакомый голос, накладывающий заклинания на дверь.

- Сядь. Ты вся дрожишь…

Она опустилась на стул и закрыла мокрое от слёз и пота лицо руками. Напряжение во всем теле не позволяло откинуться назад. Нервы казались оголёнными до предела.
Джинни часто моргала, пытаясь прекратить нескончаемый поток слёз, застилающий глаза.
Она судорожно выдохнула. Сла-бая. Джинни Уизли слабая…

Она вздрогнула, когда почувствовала нежное прикосновение к пылающим и мокрым щекам.

- Ты же умница. Мы в безопасности. Всё будет хорошо… Гарри и Рон в северной части башни. Мы можем им помочь, только оставшись здесь. Скоро прибудет подмога…

Руки заботливо легли на онемевшие плечи и стали плавно массировать застывшие мышцы.

- Зачем ты туда побежала, глупая? Неужели хотела умереть? Остальные спрятались в подземельях…

Джинни судорожно всхлипнула и вскочила с места.

- Я не слабая… я не маленькая… я не… не трусливая…

Горло сжалось. Ноги подкосились, и она упала, с силой ударившись коленями о грязный пол.

- Гермиона… я убила…

Глаза щипало от кончившихся слёз.

- Милая, ты спасла наши жизни…

Гермиона опустилась напротив неё и, достав из кармана платок, стёрла кровь и ещё не высохшие слёзы с бледного как мел лица подруги.

Джинни хотелось кричать – громко. Всё тело горело. Она схватила руку Гермионы и отдёрнула её.

- Не надо. Не трогай меня.

Всё казалось противным. Она сама казалась себе противной, грязной, запятнанной, очернённой в чужой боли. Хотелось ударить себя с силой по лицу, чтобы на щеке остался грубый красный след, чтобы своя боль была только физической, осязаемой, чтобы можно было ухватиться за неё, думать о ней, выпуская животное чувство, мешающее думать.

- Джинни…

Гермиона потянулась к ней, ухватила за хрупкие плечи и прижала к себе.

Чужое тепло проникало через одежду и опаляло и без того горящее тело. Нельзя чувствовать больше, чем боль, нескончаемую боль слабости. Сла-бая Джинни Уизли.

Джинни закрыла красные заплаканные глаза и вдохнула чужой запах - запах сладковатых духов. Что-то врезалось в сердце, заставляя замирать от каждого вдоха. Испугавшись себя ещё больше, она резко оттолкнула подругу от себя.

Гермиона упала на спину.

Джинни машинально забрала за уши спадающие на лицо спутанные пряди. Руки тряслись. Она оцарапала ногтями шею, развязала тугой узел на галстуке.

- Прости…

Гермиона не шевелилась. Она раскинула руки в стороны и отрешённо смотрела в потолок.

- Да. Ты слабая, Джинни.

Каждое слово отпечаталось в воздухе. Повисло ярким пятном в горячем сознании. Хотелось кричать, плакать, крушить, бить… становясь ещё слабее, ещё беспомощней перед собой.

Джинни нависла над Гермионой и, сжав обкусанные губы, с силой распахнула её школьную мантию.

Внутри всё кипело от обиды к себе, родителям, братьям, друзьям, ко всем, кто считал её слабой… беспомощной маленькой девочкой не способной ни на что, кроме как уборки по дому и глупым разговорам о будущем муже и ещё не рождённых внуках Уизли.

Обида и горечь прорвались наружу, и Джинни неосознанно стала рвать одежду на теле подруги.

Она не такая… Она не достаточно умная, как Перси, не достаточно храбрая как Чарли, не достаточно красивая как Билл, не достаточно интересная и смешная как близнецы, не друг Поттера… Она другая! Просто другая! Сла-бая…

Гермиона улыбнулась. Джинни, будто очнувшаяся от себя, заглянула в её потемневшие глаза и приникла к её полуобнажённому телу, обняла, собирая тепло для измученной обгорающей души.

- Прости…

Прошептала Джинни, целуя сухими губами её щеки.

Война… безумие, жестокость, смерть - она видела собственными глазами, она неосознанно взяла на себя грех… грех ушедшей души такой же осквернённой, как теперь и она сама.

- Я сошла с ума…

Джинни отстранилась от Гермионы. Там внизу умирали люди. А здесь в пугающей тишине натянутые, словно струна нервы бесшумно звенели под взглядом карих глаз, теперь уже совсем по-другому смотрящих на этот мир.

Желание отогнать отчаянье, ощущать себя не приниженной, быть сильной… сражаться, как и все… а не с собой – погубило?

- Нет.

Гермиона вздохнула, отрешённо наблюдая за тем, как Джинни собирает рассыпанные по полу пуговицы её рубашки.

- Это всего лишь война.

Всего лишь…

---

[Ain-sola]

Герми/Луна, "На ступеньку выше".

PG

---

[Sever_Snape]

Название: «Волшебное дерево»
Автор: Sever_Snape
Бета: Toriya, ili
Категория: фемслэш
Жанр: absolute romance
Пейринг: РХ/ММ; POV РХ
Рейтинг: R (авторский)
Дисклеймер: Благодарю Дж. Роулинг.
Саммари: История Роланды Хуч, рассказанная ею самой.
Примечание 1: Написано на фемслэшный фикатон для Jaya
Примечание 2: «Kenmare Kestrels» («Коростели Кенмэра», нар. пер.), Даррен О’Хара и прочие названия, имена, детали, связанные с квиддичем, взяты из книги Дж. К. Роулинг «Квиддич сквозь века»

Читать ЗДЕСЬ

---

Искренне

[Ливлли]

Название: Искренне
Автор: Ливлли
Бета: Июль
Рейтинг: R
Пейринг: Нарцисса, Беллатрикс/Андромеда
Предупреждение: пара нецензурных выражений и инцест
Дисклаймер: ничего моего
В подарок KIVI.

Звук бьющегося стекла резок и неожиданен, Нарцисса застывает на пороге спальни и в испуге прижимает ладошку ко рту.

Так она не раз останавливалась на пороге отцовского кабинета, прислушиваясь к шелесту пергамента, тиканью часов, потрескиванию поленьев в камине, пока мужчина не поднимал взгляд и не замечал младшую дочку. Тогда он тепло улыбался, откладывал книги, свитки и угощал девчушку сладостями.

Сейчас в спальне для семикурсниц две девушки: одна из них сидит на кровати, сильно прижав пальцы к глазам, а вторая, тяжело дыша, замерла у окна. Нарцисса делает маленький шажок назад, сёстры не замечают её, они поглощены собственными эмоциями и переживаниями. Младшей не хочется наблюдать семейную ссору, но любопытство пересиливает страх наказания за подслушанный разговор. К тому же, Нарцисса уверена, что к утру все обиды испарятся, и все обвинения и слова забудутся.

- Я запрещаю тебе… Слушай внимательно, я запрещаю тебе общаться с ним! – в комнате темно, никто не зажёг свечи, но Нарцисса уже привыкает к темноте, она видит бешенный, лихорадочный блеск глаз в лунном свете. По голосу можно понять, что Беллатрикс злится.

- Ты не можешь мне запретить. Ни как сестра, ни как…

Андромеда замолкает. В комнате звенит тяжёлая тишина, Нарциссе даже уши зажать хочется. Она опускает глаза, пытаясь ухватиться взглядом за что-нибудь, так легче не смущаться. На полу много осколков. Наверное, кто-то из них разбил чернильницу…

- Ну? Кто? – подначивает Белла, её голос взвинчен.

- Не важно, - взмахивает рукой Андромеда. Она быстро переводит взгляд от лица сестры. Нарцисса смотрит на них по очереди: Андромеда тяжело вздыхает, Белла поджимает губы. Между ними неловкость, белокурая сестра может ощутить её, как и вспыхнувший гнев.

- Убирайся из моей спальни, - холодно бросает Беллатрикс, отворачиваясь к окну. Тени от деревьев танцуют по комнате, несколько пробегает по лицам сестёр. Андромеда фыркает и выскальзывает из комнаты, но Нарцисса успевает спрятаться.
***

Нарцисса много видит, потому что наблюдает со стороны. Ей кажется, что начни сёстры общаться с ней ближе и от неё ускользнёт что-то важное. А так они у неё как на ладони.

Этим летом Беллатрикс собиралась в Хогвартс в последний раз, Андромеда же только-только окончила четвёртый курс и перешла на пятый. В их поместье не так много развлечений, поблизости нет соседей, а дети, что приезжают к ним в гости вместе с родителями или слишком маленькие, или слишком скучные. Единственная радость – сбежать в сад из особняка, где даже летом гуляют сквозняки, и почитать книгу на берегу пруда.

Белла и Андромеда взрослые. Они не должны развлекать нудных ребят, и могут спрятаться где-нибудь до самого ужина. Нарциссу всё лето злило, что родители не делают никаких замечаний старшим сёстрам по поводу их вечного отсутствия. То они собирают растения для зелий, то едут на выходные к общим друзьям, то устраивают чаепитие в беседке на холме. И всё утро, и весь день маленькая Нарцисса, которой вот-вот должно было исполниться тринадцать лет, была посвящена сама себе. Зато вечером она с родителями усаживалась в огромной гостиной, которая сужалась, освещённая лишь камином и смеялась их шуткам, шутила сама, иногда читала наизусть стихи, вызывая слёзы умиления у Друэллы и сладкие похвалы Сигнуса.

Белла и Андромеда на семейных вечерах не присутствовали. Но это уже не расстраивало Нарциссу, потому что всё внимание и ласка доставались ей. И если бы она не стала однажды свидетельницей одного происшествия около своего любимого пруда, то продолжала бы быть в неведении (относительно чего?).

В начале августа, когда стоит непереносимая жара, так и подмывает сбросить летнее платье и окунуться в воду. Если бы Нарцисса знала заклинание для сушки волос, она бы так и сделала, но мама купаться не разрешала, поэтому девочка взяла «Путешествие Водолея» и пошла к воде, чтобы опустить в неё разгорячённые ступни. К тому же у воды было немного прохладнее.

Но, не дойдя до пруда, Нарцисса услышала смех и плеск воды. Немного высунувшись из-за кустов, которые росли вокруг, Нарцисса с удивлением увидела своих сестёр, которые стояли в воде и брызгались. Белла иногда ложилась на спину и отплывала назад, Андромеда нагоняла её и возня начиналась заново. Вскоре они доплыли до дальнего берега пруда, где, по мнению Нарциссы, плавали мелкие подводные жители, типа ангуисов. Белла набрала в горсти воды и полила сестре на голову, та зажмурилась. Капельки скатывались по лицу, Белла проводила по мокрой дорожке пальчиком. Девушки больше не смеялись.

Нарцисса стояла неподвижно. Ей казалось, она спит, видит то, что видеть ей не положено. И тогда ей в первый раз ужасно захотелось убежать, чтобы не знать наверняка, но догадки уже роились в мыслях, противно жаля и не давая сдвинуться с места. Сёстры были далеко, они её не видели, да и сама Нарцисса плохо их различала.

Солнце спряталось за тучи, подул прохладный ветерок. Нарциссу и без того пробрал холодный пот, она поёжилась, обхватила себя руками, огляделась вокруг, вдруг, кто видит, что она смотрит… Раздался тихий всплеск, Нарцисса вздрогнула и уронила книгу. Когда она вновь посмотрела на пруд, Белла целовала Андромеду.
***

Нарцисса убежала в свою комнату, плотно закрыла дверь и не выходила оттуда до самого ужина. Она была уже не ребёнком, как думали родители и сёстры, нет. Нарцисса знала, что взрослые люди целуются и занимаются тем, после чего появляются дети. Несмотря на строгие школьные правила, парочки всегда могли найти пустой кабинет. И у маленькой Блэк, которая часто невольно следила за студентами, перехватывала взгляды и подмечала приосновения, были все основания полагать, что иногда мальчики встречаются с мальчиками, а девочки с девочками. Правда тут Нарциссе не всё было понятно и ей хотелось задать кому-нибудь кучу вопросов, но она была благовоспитанной леди и точно знала, что на такие темы разговаривают только плебеи.

Отношения двух девушек хоть и были непривычны, но не шокировали. Однако девочка точно знала, что сёстры так не целуются. И не плавают вместе голыми в «запретном пруду».

Как-то раз Нарцисса на первом курсе увидела целующихся старшекурсников, уставилась на них во все глаза и даже рот приоткрыла. Хорошо, что рядом была именно Андромеда, а не какая-нибудь однокурсница или, того хуже, Беллатрикс.

- Пойдём, - рассмеялась она, - тебе ещё рано на такое смотреть. Немного подрастёшь и поймёшь, что этим занимаются все влюблённые.

Значит, Белла и Андромеда влюблённые. Нарцисса хмурилась и молчала весь ужин. Сёстры сидели напротив, тихонько переговариваясь между собой, иногда что-то бурно рассказывая родителям. Они вели себя как обычно, и Нарцисса сделала вывод, что целовались они так не впервые, раз не показывают своего смятения, смущения. Их локти иногда соприкасались, девочка не могла оторвать взгляда от них, всматриваясь, пытаясь уловить, понять… Андромеда была очень похожа на Беллатрикс. Тёмные вьющиеся волосы, большие чёрные глаза, бледная кожа, тонкие запястья, одинаковые подростковые фигурки.

Сама Нарцисса была в мать-француженку: светловолосая и голубоглазая.

- Что с тобой? – строго спросила Друэлла. – Ты почти ничего не съела.

- Жарко, - промямлила Нарцисса. – Я пойду к себе.

Мать с отцом неодобрительно проводили её взглядом, Белла уже что-то рассказывала Андромеде. Нарцисса была уверена, что сёстры даже не обратили на неё внимание. Она долго-долго лежала без сна на горячих простынях, ворочалась с бока на бок, то открывая глаза и смотря на качающиеся ветки в саду, то пытаясь хоть ненадолго забыться. Чувств было меньше, чем связных мыслей, но они были много ярче. Отвращение, зависть, ревность, любопытство.

Остаток лета пролетел незаметно. Нарцисса ещё больше читала, ещё пристальнее наблюдала, обостряя слух и зрение. Но ничего компрометирующего сестёр не заметила, и ей начало казаться, что это был лишь солнечный удар, а увиденное ей причудилось.
***

Хогсмид. Первые выходные, когда позволено сходить в волшебную деревню. Нарцисса собирается туда впервые. Весь прошлый вечер она была как на иголках, представляя себе предстоящий поход. Её захватило радостное волнение. Девочка уже слышала о местных магазинах и пабах, где собираются весёлые компании.

Но самым ожидаемым сегодняшним событием является встреча в три часа пополудни в «Трёх мётлах» с компанией мальчиков с третьего и четвёртого курса. Нарциссу лично никто не приглашал, но соседка по спальне, Ай, просит девочку присоединиться к ней.

День утром солнечный, к обеду превращается в пасмурный. И Нарцисса радуется, что для неё и Ай занят столик в уютном, судя по рассказам, пабе. В помещении светло и царит по-деревенски домашняя обстановка. Сейчас это не смущает девочку, хотя она и морщит нос.

Увидев знакомых, Ай бросается к ним, и вскоре девочки уже знакомятся с большой компанией четверокурсников. Нарцисса преисполнена гордостью, что старшие ребята общаются с ней на равных. Она впервые пробует сливочное пиво, и ей нравится этот необычный сладковато-горчащий вкус.

Нарцисса в первый раз в такой компании. И ей совсем не скучно, быстро находится собеседник, который оценивает эрудицию девочки. Люциус Малфой. У него пронзительные серые глаза, Нарцисса не может оторвать от них взгляд. К тому же она читала о Малфоях в семейной библиотеке, это подогревает заинтересованность.

На улице темно, когда Ай и Нарцисса уходят из паба. Вместе с ними вызываются несколько ребят, и по дороге завязывается спор о постройке памятника в центре деревни. Нарциссе совсем не улыбается идти так далеко, чтобы посмотреть на мемориальную табличку. Девочка всё равно собирается идти с весёлой компанией, но случайно кое-что замечает: Беллатрикс цепко хватает Андромеду за кисть и тащит в тёмный закоулок между торцом дома и забором. Нарцисса отстаёт от друзей и шмыгает за сёстрами, прячась за выступом лестницы.

- Как ты смеешь позорить нашу фамилию? Разговаривать при всех с Тонксом и смеяться на всю «Кабанью Голову» над его глупыми шутками… Если ты продолжишь в том же духе, родители узнают об этом и тогда…

- Они смогут узнать об этом только от тебя, - холодно обрывает Андромеда. И весь боевой запал Беллы улетучивается, она отпускает руку сестры. Но Андромеда не даёт ей уйти, прижимаясь губами к её губам, обхватывая ладонями лицо, вжимаясь в родное тело.

Нарцисса прислоняется к каменному выступу, и смотрит во все глаза. Значит эти ненормальные, пошлые отношения продолжаются. Они на самом деле существуют…

- Сумасшедшая, - с улыбкой выдыхает Белла, - нас могут увидеть…

- Плевать, - Андромеда снова льнёт к сестре в глубоком грубом поцелуе. Сердце Нарциссы стучит так громко, она удивлена, что его никто больше не слышит. Голова идёт кругом.
***

Перед Рождественскими каникулами Нарцисса долго прощается с Люциусом. На этот раз они обсуждают теорию создания и применения Обморочного Зелья, и Нарцисса, в который раз, отмечает тонкий и ироничный юмор собеседника.

В поместье Блэков много комнат, большинство, наверное?, пустует. На улице холодно, поэтому Нарцисса уверена, что сёстры прячутся ото всех именно в них. Девочка гуляет из комнаты в комнату, надеясь застать Беллатрикс и Андромеду за непристойным занятием. Ей хотелось, чтобы они знали, что она в курсе. Чтобы они смутились, чтобы они умоляли её никому не говорить. Ей хотелось коварно улыбнуться и рассказать всё родителям…

Но Нарцисса больше ни разу не видела сестёр целующимися. Пока однажды утром, прогуливаясь по поместью, она не замечает в окне заброшенной комнаты двух девушек на улице. Они играют в снежки и громко смеются. Нарцисса вжимается лбом в стекло, отчего оно покрывается испариной от её горячего и учащённого дыхания. Девочка никогда не играла в подвижные игры, хотя бы потому, что леди себя так не ведут. А теперь она смотрит, как, обычно невозмутимая, Белла с визгом падает в мягкий сугроб, протягивает руки к смеющейся Андромеде, и та ложится рядом. Начинается шуточная возня, заканчивающаяся легким поцелуем. Когда девочка бегом спускается вниз в не застёгнутом пальто и находит поляну, которую видела из окна, старших сестёр там уже нет.

Белый снег отражает яркие солнечные лучи, изо рта Нарциссы вырывается клуб пара. Девочке кажется, что она одинока и её предали.
***
Нарцисса кружится по поместью, как маленькая снежинка. На ней новое голубое платье с пышной юбкой, и Нарцисса знает, что она в нём неотразима. Сегодня родители устраивают Рождественский вечер, и у них будет полный дом гостей.

В воздухе плавает праздничное настроение. Несмотря на запрет матери, Нарцисса всё же помогает эльфам-домовикам украшать большую ель в мраморном холле. Под потолком парят сотни свечей, накрываются столы. Ароматные запахи вкусной еды и морозной хвои заставляют внутренности съёживаться от радостного ожидания чудес. Через какое-то время к младшей сестре присоединяется Андромеда, а затем и Белла. Сёстры колдуют над блестящими шарами, оживляют хрустальные игрушки и заклинают мишуру менять цвета. Нарцисса смеётся и не перестаёт улыбаться. Она впервые за долгое время чувствует себя с ними комфортно, забывая на время, что ненавидит их маленький секрет.

Папина сестра, Вальбурга, восхищается трёмя сёстрами: красота, здравомыслие, чистокровность, - для неё высшие приоритеты. Андромеда поджимает губы, но не смеет спорить с тётей. Младшие двоюродные братья Сириус и Регулус, одетые в строгие мантии и потому смешно выглядящие, уже куда-то испарились. Нарциссе думается, что шнырять по комнатам в поисках ларесов, она тоже раньше их искала, но так и не нашла. Бабушка Ирма и дедушка Поллукс ведут светскую беседу с Орионом.

Потом приезжают Бэлстроуды, Лестрейнджи, Флинты, Крэббы и Эйвери. Нарцисса, как маленькая хозяйка, встречает всех гостей с радушной улыбкой. Её осыпают похвалами и комплиментами, и девочка расцветает на глазах.

После официального ужина и поздравлений начинается вторая часть вечера, когда гости расходятся по холлу, находя интересных собеседников, танцуют. К тому времени Нарцисса уже расслабляется, слушая забавные истории двоюродных братьев про имбелли, которых они не видели, но ощущали по всему дому. Нарцисса ничего не слышала про этих существ, поэтому уже готова задать пару вопросов, которые заставят братцев признаться, что всё они выдумали… Её родители и кто-то ещё из гостей становятся в середине зала, взмахивают палочкой, заглушая музыку, и просят внимания.

И потом они объявляют о помолвке Родольфуса и Беллатрикс. Раздаются бурные аплодисменты. Девочке кажется, что сейчас разбиваются чьи-то мечты.

Нарцисса высматривает Андромеду. Сестра застыла около дядюшки Альфарда с бокалом шампанского. Губы поджаты, глаза смотрят яростно, костяшки пальцев побелели. Андромеда извиняется перед родственником и покидает праздник. Тогда Нарцисса смотрит на Беллу. Но старшая сестра улыбается, принимает поздравления, стоя около своего жениха. Лишь через какое-то время она понимает, что её не поздравил лишь один человек. Тогда она под благовидным предлогом поднимается наверх, не замечая, что Нарцисса следует за ней по пятам.
***
Невообразимо, как можно оставаться в холле, когда наверху будет происходить то, чему она давно хотела стать свидетельницей. И она не ошибается, Белла заходит в спальню Андромеды без стука, закрывает дверь, но не достаточно плотно, Нарцисса может слышать голоса, хотя щелка очень узкая, она не видит их обладательниц.

- Ты же знала, что так будет, - успокаивающий голос Беллы. – Не плачь…

- И не плачу, - отстранённая, почти ледяная Андромеда. – Не думала, что так скоро. Только не надо меня сейчас успокаивать, иди к гостям, потанцуй с Родольфусом. Я спущусь позже.

- Я посижу с тобой, - шаги. Наверное, Беллатрикс садится на кровать рядом с сестрой. Нарцисса почти не дышит, боится пропустить хоть слово, хоть звук.

Долгое молчание.

- Ты будешь жить с ним, - надтреснутое утверждение, - будешь гулять с ним, целоваться с ним, спать с ним… Я больше ни о чём не могу думать. Мерлин, как я буду без тебя?..

- Тише, не плачь… Я буду приезжать…

Поцелуй. Нарцисса слышит его, не видит, но ощущает, знает, что сейчас они целуются. Ей хотелось раньше поймать их с поличным, но сейчас ноги как ватные, кровь шумит в ушах.

Всхлип.

- Не бросай меня, Белла. Пожалуйста… Я сойду с ума.

Шёпот, который Нарцисса не может разобрать. Нервный смешок.

Молчание. Возня.

Нарцисса вжимается в стену, слушает громкое учащённое дыхание, всхлипы, вздохи, стоны… Это выше её сил. Хочется прекратить что-то непонятное, какой-то ритуал, который происходит за дверью, но в тоже время… Нарциссе любопытно.

Она приоткрывает дверь шире и заглядывает в комнату сестры. Помещение большое, условно поделённое на две части: гостиная и спальня. В гостиной стоит пара стульев около камина, письменный стол, несколько напольных ваз. А в спальне, которая ограждена от остальной комнаты невысоким порогом, двуспальная кровать, трюмо, комод, шкаф…

Нарцисса смотрела только на постель. Краска моментально залила лицо девочки. Белла в чёрном прямом платье лежит около задыхающийся Андромеды, чей наряд задран по пояс, а трусики стянуты до щиколоток. Рука старшей сестры быстро и умело двигается между ног Андромеды, лаская. Иногда они касаются губ друг друга. Андромеда беззастенчиво разводит ноги шире и стонет, хныкая, громче, слаще…

Нарциссу бьёт крупная дрожь. Зрелище, которое ей открывается, красиво даже с эстетической точки зрения. Они как близнецы, так похожи, так идеальны. Насыщенные цвета нарядов оттеняют светлую кожу, тёмные длинные волосы скользят по подушкам и белому покрывалу. Страстные звуки не дают сосредоточиться и сделать хоть что-нибудь. Нарцисса возбуждена.

Увидев, что Беллатриса отнимает ладонь ото рта сестры, а та обмякает в нежных объятиях, Нарцисса бредёт в свою комнату привести мысли в порядок.
***

Весна. Ученики всё больше времени проводят на улице: гуляют, сидят с книгами около озера, устраивают дружеские матчи по квиддичу. Солнце щедро греет землю, лучи теряются в траве и гладе воды. Люциус дарит Нарциссе охапки нарциссов, которые они вместе насобирали.

Три сестры скрываются от посторонних глаз за пышными кустами на берегу, подальше от остальных студентов. Друг с другом они становятся настоящими, скидывая строгие мантии. Нарцисса закатывает рукава блузки, ложится поверх накидки и нежится в солнечном пару. Беллатрикс и Андромеда садятся по-турецки и затевают увлекательный разговор.

Нарцисса почти растворилась в ароматном воздухе, убаюканная мерными волнами озера, как разобрала шёпот Беллы:

- Ты продолжаешь сидеть на общих уроках с Тонксом. Я устала ссориться с тобой из-за него, я не хочу ругаться из-за какого-то грязнокровки…

- Он хороший, - увлечённо шепчет в ответ сестра. Нарцисса лениво думает, что Беллатрикс могла бы уже оставить девушку в покое, в конце концов, пусть делает что хочет. Сама Нарцисса считает, что это какой-то подростковый бунт, Андромеда просто желает показать, что она сама что-то решает в своей жизни.

- Пусть так. Пусть хороший, - Беллатрикс почти спокойна, она уже не злится, как осенью. Наверное, смирилась. – Маленькая, глупенькая… Это тут вы можете играть в свои игры, но через пару лет ты выйдешь замуж, тебе не позволят…

- Бля, - Нарцисса вздрагивает от такой грубости, приоткрывает глаза. Белла сжимает губы, - я не выйду замуж за придурка, которого выберут родители! Ты бы видела, как на меня смотрел Рабастан! Все эти заморочки насчёт чистокровных свадеб…

- Это тебя дядя Альфард науськал? – отчётливо перебивает старшая сестра.

- Я с ним много переписывалась! Он понимает, что даже грязнокровки, как ты их называешь, имеют неоспоримые хорошие качества. Оглянись, они уже на нашем факультете, мы каждый день здороваемся с ними и желаем удачи. Мы так привыкли к ним, что принимаем их талант, иногда забывая о происхождении. Эта чума захватила весь волшебный мир, поэтому не надо сражаться на заведомо проигравшей стороне, консерватизм всегда тормозил прогресс… Я смирилась с переизбытком магглорождённых, только стоит рассмотреть в них что-то хорошее. Согласись, что и среди чистокровных есть тупицы... Уизли, например.

Андромеда, произнеся свою пламенную речь, тяжело вздохнула. Ей хочется, чтобы Белла поняла её позицию, её взгляды, пусть даже не принимая.

- Дядя Альфард дурак, - наконец произносит Беллатрикс. – Он сидит в своём поместье и не видит, как разлагается наш мир. Твои магглорождённые приносят в наш мир свои обычаи, дикие, грязные… Недавно они сжигали нас на кострах, пытали, а теперь они должны спасать нас? Ну уж нет! Я чистокровная, мы чистокровные, и мы должны ценить каждую каплю нашей крови…

Андромеда фыркает, Белла умолкает. Они какое-то время молчат, кто-то из них тяжело и прерывисто вздыхает.

- Давай не будем, - вновь переходит на шёпот пятикурсница. - Какая разница, чёрт возьми?..

- Давай, - послушно отвечает Беллатрикс, но голос у неё грустный.

Нарцисса откровенно наслаждается перемирием, улыбается. Сон вновь манит к себе, посылая видения. Где-то стрекочут кузнечики, мелкий камешек впивается в ногу, но совсем не больно. Девочка довольна, что сегодня сёстры ведут себя как… сёстры, а не любовницы. С этими сладкими мыслями Нарцисса засыпает.
***

Лестрейнджи приглашают Беллатрикс, Друэллу и Сигнуса в своё поместье, Нарцисса напрашивается с ними. Андромеда остаётся в доме Блэков одна, и младшая сестра, дразня, пугает её ларесами.

Лето серое, ветреное и дождливое. Нарцисса целыми днями бродит по чужому дому, не такому большому, как её собственный, но с достаточным количеством комнат, чтобы разместить всех гостей. Девочка надеется, что старшая сестра обратит на неё внимание, поговорит с ней, успокоит… Но та пользуется большой популярностью у своего жениха и будущего деверя, они, статные и красивые, теряются на фоне непривлекательной, но обаятельной Беллы. Она манит их к себе, завораживая сочетанием грубого голоса и женственных манер.

Нарцисса сидит по вечерам, укутавшись в плед, в гостиной около камина. Тут больше никого нет, кроме неё, поэтому она позволяет себе небольшие вольности. Например, подбирает ноги под себя. Эту комнату в безвкусных чёрно-зелёных тонах сложно назвать уютной. Но все «взрослые» собираются в столовой, где проводят остаток вечера после ужина. И Нарциссе вновь скучно и одиноко, читать почему-то не хочется, и она жалеет, что не осталась с задорной Андромедой.

Беллатрикс начинает чувствовать себя здесь как дома. И она не замечает младшую сестру, которая готова терпеть неуютный особняк в надежде получить заботу или внимание.

За несколько дней до свадьбы Лестранджи приглашают погостить своих близких друзей, Малфоев. Радости Нарциссы нет предела, когда она узнаёт, что вся семья будет жить здесь до окончания церемонии.

Люциус выглядит взрослее и более дисциплинированно, чем в Хогвартсе. Старшие Малфои производят на девочку впечатление высокомерных и холодных людей. Но Сигнусу они нравятся, а Друэлла благосклонно смотрит на их сына.

Добровольное заточение в чужом доме заканчивается для Нарциссы вместе с приездом её школьного друга. Хотя погода не изменилась, и гулять по окрестностям они под ливнем не решаются, зато теперь есть с кем поддерживать беседу за обедом. Сидеть под пледом было можно, а вот поджимать ноги было бы совсем бесстыдством, но Нарциссе есть с кем разделить бесцветное лето.

Тайком и совсем по-детски шныряя по этажам, залам и комнатам, Нарцисса хочет рассказать Люциусу о секрете, который она хранит уже год. Несказанные слова жгут язык, заставляют смотреть в пол, а не в лицо, делают её замкнутой. Но рассказать кому-то значит предать родственников, предать часть себя. А Нарцисса могла назвать знание, которое берегла, частью своей жизни.

Задранное пышное платье Андромеды не хочет покидать мыслей девочки. Сочетание зелёного наряда и белого покрывала кажется очень важным, заставляя глаза слезиться. Это было самое эротичное и животрепещущее зрелище в воображении Нарциссы.

Чтобы избавиться от навязчивых образов, девочка легко целует Люциуса в щёку, когда он провожает её до комнаты перед сном.
***

В день свадьбы приезжают все приглашённые. В поместье не остаётся ни одной свободной комнаты, спрятаться нельзя даже в своей комнате: к Нарциссе подселили Андромеду.

Нарцисса думает, что та не хочет присутствовать на церемонии. Но Андромеда ведёт себя обычно, рассказывает, как ездила на пару дней к своей сокурснице, оставив поместье на старого домового эльфа, шутит по поводу своего платья цвета васильков, которое ей вряд ли пойдёт. Говорят они обо всём кроме самой свадьбы.

Люциус в серой дорогой мантии выглядит как принц из какой-то давно прочитанной книжки. Дочери приглашённых подходят к нему, каждой он говорит комплимент и целует руку, этого требует этикет. Нарцисса могла бы приревновать Малфоя, если бы не язвительные замечания по поводу глупости этих девиц, которые он шепчет младшей Блэк после очередного заигрывания.

Вскоре Нарцисса впадает в состояние лёгкой эйфории, кажется, она больше не может смеяться и комментировать каждого присутствующего; её лицо разрумянилось, а во взгляде читалось неподдельное веселье. Так незаметно для неё пролетает время и начинается церемония.

В пышном старомодном белом платье Беллатрикс выглядит на все двадцать пять. Она словно призрак из прошлого, женщина, сошедшая с ветхого портрета. Нарцисса мгновенно перестаёт улыбаться, она зачарованно смотрит на сочетание молочной кожи, чёрных густых вьющихся волос и, кажущегося тёмным, платья.

Небо серое, с минуты на минуту пойдёт дождь. Порывы ветра злые, сгибающие кроны деревьев. Беллатрикс идёт по зелёной траве к алтарю, где её ждёт Родольфус. Андромеда сидит в первом ряду рядом с сестрой и родителями. Взглянув на неё, Нарцисса понимает, что это просто маска спокойствия. Лицо человека не может быть таким застывшим, только не у Андромеды.

Ветер играет с фатой, рискуя сорвать её с головы невесты. Но Белла смотрит прямо перед собой, немного улыбается. Вдали слышатся раскаты грома. В руках Беллатрикс белые орхидеи, символы новой жизни. Сверкает первая молния, всё озаряется голубовато-сиреневой вспышкой.

Беллатрикс никогда не была красивее, чем сегодня.

Праздник продолжается в залах поместья. По крыше барабанит дождь, сильный и настойчивый, но грохота не слышно: музыка играет, люди веселятся. Нарцисса так увлечена обществом Люциуса, что не сразу замечает, что невеста куда-то запропастилась. И Андромеда тоже. А Родольфус принимает поздравления от Вальбурги Блэк.
***

Четвёртый год обучения кажется Нарциссе самым лучшим. У неё есть друг, которому она доверяет всё на свете, она прекрасно справляется с заданиями, и потому профессор Слагхорн пригласил её в свой клуб, а преступный роман сестёр далее невозможен.

И лишь к декабрю Нарцисса, задремав в общей гостиной Слизирина, становится свидетельницей новой провокационной связи.

Проснувшись от звука чьих-то голосов, Нарцисса уже хочет потянуться, собрать учебники и пойти спать наверх…

- Жаль, что вряд ли я ещё раз погуляю по семейному саду Блэков. Та скамейка под цветущим платаном…

Чьё-то хихиканье. Нарцисса чуть поворачивает голову и в оцепенении наблюдает, как её сестра, Андромеда, сидит на коленях около каминной решётки. В языках пламени видна голова хаффлпаффского шестикурсника – Теда Тонкса.

- Чёрт с ним, с поместьем! – В сердцах восклицает Андромеда. Нарцисса видит беззаботную улыбку на лице старшей сестры, и сразу же понимает: не зря Белла ругалась. Волна негодования поднимается в Нарциссе, если она правильно истолковывает суть разговора, то паршивый грязнокровка приезжал к ним этим летом.

- Не за чтобы не поверил, что так может сказать одна из сестёр Блэк, - смеётся Тонкс.

- Мы такие же, как и все остальные, - Андромеда наклоняется ниже и касается губ юноши.
***

- Привет, - Нарцисса заходит в спальню шестикурсниц и закрывает за собой дверь. – Хорошо, что ты одна. Нам надо поговорить.

Андромеде не нравится тон сестры, но она кивает. Пару минут назад школьная сова принесла ей письмо от Теда, в котором её приглашали посмотреть на яркие зимние звёзды.

- Родителям никто не может рассказать о твоём увлечении грязнокровкой Тонксом, - Нарцисса прислоняется к двери спиной и с удовольствием наблюдает, как на лицо сестры искривляется гримасой. – Я подумала и поняла, что они не имеют на тебя должного влияния. Их ценности для тебя ничто. Поэтому я решила написать письмо Беллатрикс, твоей возлюбленной. Ведь её мнение для тебя ещё важно?

- Долго репетировала речь? – саркастично роняет Андромеда. Нарцисса видит маниакальный блеск в её глазах, на секунду ей становится страшно, но она быстро берёт себя в руки.

- Достаточно, чтобы сказать кратко и понятно, - парирует младшая сестра. – В любом случае, ты любишь её, поэтому, если не хочешь, чтобы она узнала о твоей измене, ты прекратишь общаться с этим парнем.

Глаза Нарциссы расширяются от непонимания и нового прилива страха, когда сестра начинает смеяться. Пара свечей тускло освещает комнату, тени двух фигур танцуют по стенам.

- Измене? – Низким голосом спрашивает, внезапна ставшая взрослой сестра. – Ты… неужели… Увидела что-то и решила, что мы с Беллатрикс…

- Я видела не «что-то». Я видела, как вы целуетесь. Я видела вас на Рождественской вечеринке…

- И? – перебивает Нарциссу Андромеда.

- Я напишу ей, - уже не так уверенно повторяет девочка. Быстрый взмах руки, звонкая пощёчина, Нарцисса отлетает к кровати от силы удара.

- Сучка, - выплёвывает Андромеда. Сестра смотрит на неё глазами полными злых слёз, поражённая такой незатейливой грубости сестры. – Попробуй написать нашей Белле, увидишь, ей всё равно. У неё же есть Родольфус.

Андромеда уходит, а Нарцисса берёт первый попавшийся пергамент и быстро строчит письмо полное злости на Беллатрикс, которая забыла про сестёр, на Андромеду, что так изменилась, и на себя, за то, что думала, будто может что-то исправить.
***

Спустя много лет Нарцисса до сих пор иногда вспоминает о том письме, ответ на которое был немногословен. Беллатрикс ничего не предприняла. Андромеда не поехала на то Рождество домой и смогла встретиться со старшей сестрой только летом. Белла приехала лишь один раз, они пошли гулять к пруду. Домой Андромеда вернулась быстро и одна: миссис Лестрандж аппарировала в своё поместье.

Нарцисса больше не следила за сестрой, не ловила с поличным, но знала, что та встречается с хаффлпаффцем.

В конце пятого курса Нарцисса возвращалась в одном купе с Люциусом и его новым «другом» по клубу Слагхорна – Снейпом. Когда мальчики заговорили о каком-то Лорде, Нарциссе стало не интересно, и она отправилась гулять по поезду в поисках знакомых.

В одном купе она увидела Андромеду. Июньское солнце припекало, его свет наполнял всё пространство, отчего девушка мило щурилась. Нарцисса толкнула дверь и, зайдя, заметила выпускника Хогвартса, Теда Тонкса. Тот кивнул Нарциссе и деликатно вышел из помещения, перед этим чмокнув Андромеду в щёку.

- Садись сюда, - Андромеда была как никогда за последние два года приветливой и улыбчивой. Будто в лихорадке, отстранённо подумала Нарцисса, смотря в блестящие глаза сестры. Её щёки раскраснелись. – Прости меня, маленькая. Не сердись. Передавай нашей Белле пламенные поцелуи, - подмигнула. – Не думай обо мне плохо.

Слова торопись, Андромеда порывисто обняла сестру и поцеловала в лоб. Всё это Нарциссе не нравилось.

- Ты что? Разве мы не домой едем? – поражённо спросила она. Было трудно дышать, но, наверное, из-за жары. И смотреть на Андромеду было больно - солнце жгло глаза.

- Мы с Тедом сбегаем. Во Францию, - доверительно шептала старшая сестра, сжимая ладошку младшей. – Я увижу мир, Нарцисса. Я таком даже мечтать не могла!..

Где-то в сознании Нарциссы пролетела мысль, что так выглядят тихие сумасшедшие в Святом Мунго. Но она об этом не сказала.

- Удачи, - миролюбиво пожелала Нарцисса, сжала руку сестры на прощанье… И больше не видела её.

И теперь Нарцисса хочет не только спасти от смерти мужа и сына, но и отчаянно желает, чтобы сёстры не встретились в бою.

Нарцисса уверена, что сёстры любили друг друга искренне. И одна из них потеряет всё, включая жизнь на этой треклятой войне. Миссис Малфой не знает, которая из них, но надеется, что не та, которая растит дочь.

---

[Lilly~]

Название: Без лишних слов
Автор: Lilly
Персонаж: Нарцисса Малфой
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Саммари: что-то вечно-тоскливое о Нарциссе. И, да, здесь есть фем.
Дисклаймер: не мое.

Для Тиу
Жели
Фавиллы

с любовью.

… И когда за окном – дымчато-серое, жемчужное и легкие, невесомые вкрапления сизого, понимаешь, что все, ноябрь. Начинаются бесконечные сквозняки, ситцевые платки с каймой синевы и голые веточки лип.

День, вечер – неважно.

Одна (в целом) палитра, одни и те же слова, меняется только положение стрелок на старинных серебряных часах. И когда забываешь вовремя завести часы, кажется, что что-то остановилось. Сломалось.

Мгновения пустоты. Ни-че-го. Что-то такое горьковатое, как полынь, и обжигающе-холодное, как льдинки на пересохших губах.

И, между тем, что-то ведь все равно меняется.

Нарцисса думает, что в эти минуты она больше всего боится остаться одна. Боится вечного страха (аллюзия, тавтология и что еще?) «никому не нужна». Боится не то себя, не то теней на стенах. Бумажные обои, разрисованные некогда акварелью. В те минуты, когда что-то еще было нужно.

Уметь чувствовать.

По-настоящему, без излишнего пафоса, без излишеств, без чужих губ, без… но это все неважно. Потому что есть – сейчас, а еще будет потом. И снова – другие люди, незнакомые лица.

Нарцисса играет на фортепиано – но только чуть-чуть. Белое и черное, извечное противостояние, ненавязчиво гармонирующее с ее розарием.

Кружится голова.

И снова – морская соль, «вафельные полотенца», чепцы, эльфы и накрахмаленные простыни. Запах сирени. Потому что весна. Потому что так хочется больше (когда можно верить – по-настоящему верить – не притворяться).

Люциус, наверное, в кабинете.

А, впрочем, неважно. Все – бессмысленно, все – пустое.

Как те шелковые перчатки, как хлопья снега – белые курицы. Не то сказка о Снежной Королеве, не то иллюзия. Осколки льда.

Время.

Его всегда чертовски не хватает. Мало – жадно! – мало.

Тогда, раньше, было все еще впереди. Были улыбки, балы, смех, бриллианты и золото, никакого фарса. «Как обычно, - думает Нарцисса, лихорадочно поправляя прическу, - как обычно».

Сначала был Люциус. Потом Алиса. И потом снова – Люциус.

Люциус был верным ходом.

Алиса – досадным недоразумением. Ошибка, неловко втиснутая в такую «правильную» жизнь.

А теперь… про Люциуса говорить скучно, про Алису – странно. Ее (той, прежней Алисы) больше нет. А он – есть. Со своей по-детски смешной любовью к апельсинам. Это как аллегория – Люциус и пальцы, перемазанные апельсиновым соком. Поэтому он, наверное, так близок.

«Опасная такая жизнь», - как-то хрипло рассмеялся Снейп. Нарцисса сейчас думает, что лучше бы Снейпа вообще не было. Он портит все. Как капля чернил на нежной, полупрозрачной акварели.

Нарцисса думает, что хотела бы рассказать о себе. Вот как сейчас. Раз-два-три, ноябрь, фортепиано и дикие, выбивающиеся из всего – апельсины в гостиной.

Алиса любила сказки. Нежные, теплые, и дружба, конфетти, нафталин.

Нарцисса сейчас думает, что про Алису говорить сложнее. Потому что она сама – Алиса, а Алиса – она. И это как игра в шашки. Как что-то, что меняется местами. Быть может, «Алиса в Стране Чудес». Улыбки чеширских котов и вишневое варенье.

А если говорить о том, что «сейчас».

То – пустота.

Вакуум, безвоздушное пространство, сизый бархат, россыпи жемчуга. Ей не хочется, чтобы это было «красиво» или, предположим, «чувственно». Хочется видеть то, что есть на самом деле.

…

Нарцисса знает, что ее – недолюбливают. Не ненавидят, нет. Не «не любят». Всего лишь недолюбливают. Слишком вялое проявление чувств, и воробьи, нахохлившись, сидят на тоненьких ветках (вот-вот сломаются, ну же, летите, летите!).

А Люциус – соратник.

Как «тот, который рядом». Родной. На него можно опереться – и ты никогда, никогда не упадешь.

Алиса – это сон. Ненавязчивое бледное кружево, дымка, роса, сказка.

Она писала стихи. Несвязные и – неизменно – для тебя. Она говорила: «Нарцисса, я так люблю тебя, ты просто не представляешь, вот правда», а ты только пожимала плечами. Зачем произносить вслух то, что и так очевидно?

Нарцисса вздыхает.

За окном – вечер. Глубокий синий и капли жидкого золота. Тени. «Диковинные цветы», - шептала когда-то Алиса.

Почему-то сейчас Нарцисса уверена, что Алиса ничего этого не помнит.

Ничего из того, что было раньше. Прошлая жизнь – это даже не Френк. И уж тем более не тот мальчишка, Невилл. Нарцисса как-то мельком подумала, что он очаровательно мил. Мил настолько, что… впрочем, об этом не хотелось думать.

А сейчас – скука.

У губ Алисы был вкус персиков.

Персики, темно-лиловые пайетки и светлые голубые глаза. Смешная, взъерошенная Алиса.

Пылинка.

Пы-лин-ка. И, да, быть может – в солнечном луче.

Нарцисса кутается в шаль. Она с грустью думает, что похожа на старуху. Сгорбленную, безликую, таящую, будто свеча. С тусклыми бледно-голубыми глазами. Волосы – леска.

Алиса называла ее Белым Кроликом.

«Я за тобой бегу всегда, - шептала она, прижимаясь щекой к щеке Нарциссы, - а ты опаздываешь куда-то. Я ведь могу не дождаться тебя однажды, слышишь? Это я сейчас тебя люблю. А что через сто, тысячу лет будет? Вдруг… вдруг я забуду тебя, но нет, что за глупости, ты же знаешь, мне тебя никогда не забыть, даже если бы я хотела, но я не хочу, то есть я имею в виду, что…»

Теплое дыхание на шее.

И голос. Взволнованный, тревожный такой, звонкий-звонкий.

Глупости, глупости все это.

Нарцисса думает, что все – прошло. Что нет больше ни Алисы, ни Люциуса. По правде говоря, ее самой нет.

… И есть только осень, грязная, слякотная осень, и белое кружево первого снега за окном.

---

Минерва

[15_минут]

---

макгонагалл/трелони

[15_минут]

кто-нибудь где-нибудь видел хоть один(желательно нормальный) фанфик с сим перрингом? меня что-то припёрло, а найти никак не получается.....

---

Хочу попросить

[Ливлли]

Здравствуйте, дорогие любители фема!

Не знаю, можно тут так запросто просить или нет, но всё же... Я хочу попросить кого-нибудь написать фемслэш: Лилли/Нарцисса, Хогвартс, последний год обучения, общий друг/недруг Снейп...
Можно, флафф, немного ангста, немного POV... красивое описание природы, негрубое описание постельной сцены (если будет).
Вообщем, что-нибудь осеннее и жизнеутверждающее. Желательно, чтобы повествование началось и закончилось в Хогвартсе, т.е до их свадеб.
Если кто-нибудь согласится, то в ответ могу перевести любой мини-фем на ваш выбор.

Спасибо за внимание.

---

Бывшее

[Суббахи]

Драбблик сегодняшний.

Название: Бывшее.
Автор: Суббахи.
Пейринг: ДУ\ЛЛ.
Дисклеймер: Ничем не владею. Даже русским языком.

Все проходит, ведь так? Просто... иногда все проходит мимо.

Бывший герой - удобный статус, а ветки лавра мягче любой перины, сколько бы Гарри не утверждал обратное. Он обернулся своей славой, будто плотным коконом, исправно неся вахту у своего же нерукотворного памятника: кажется, он не пропустил ни единой книги, ни единой монографии, ни единой статьи самого распоследнего подопечного профессора Биннса, лишь бы она сколько-нибудь касалась всей этой истории. Участник десятков конференций; гость почти что кажого выпускного в школе авроров - не пробыв в ней ни дня; почетный член попечительского совета Хогвартса, все такой же скромный и неприхотливый Гарри Поттер... Кстати о быте... многое, очень многое вокруг себя он заставил напоминать о славном прошлом - от старых, через раз идущих часов Фабиана Прюэтта - по справедливости они должны были отойти Рону - до имен их детей. У него уже все было - так тянуло думать о нем, когда он в очередной раз проглядывал подшивку "Пророка" девятнадцатилетней давности.

Однако был один ньюанс, который она, Джиневра Поттер, помнила отменным образом. Да, у Гарри уже все было - но у него было все. Он - герой высшей марки, любимый ученик великого Дамблдора, героический истребитель Волдеморта, знамя сил Сопротивления, лицо оппозиции реакционному курсу Фаджа и видный страдалец за народ. Она - damosel in distress. Все. Если и вспомнят ее хотя бы как гриффиндорского ловца, то разве что знакомые и только в тоне "Она неплохо заменила Поттера". Ее участие в вылазке в Отдел Тайн осталось в диссертациях - или же в сопливейших журналистских спекуляциях на тему биографии Мальчика-Который-Выжил. Да и позже - пара сезонов за "Гарпий" - по крайней мере, она уяснила, что профессиональный спорт очень, очень отличается от школьных развлечений; и спортивные страницы "Пророка" - три тесных, наполненных курящими мужчинами в полосатых носках комнаты. "Все возможно, если есть порох в пороховницах"? Похоже, после братьев пороха все ж таки немного недосыпали. Вариант - отсырел в тумане героической славы близлежащего супруга.

Если и было что настоящее - то только ее шестой год. С исключением тех, кого новопришедшие к власти дурни посчитали "нечистокровными", Армия Дамблдора порядком утратила опору, но они с Невиллом и... и Луной сделали все возможное. Где-то далеко за стенами Хогвартса шла почти что правильная гражданская война, с командами отлова несогласных по лесам, списками политически неблагонадежных и первыми попытками организованного сопротивления. Здесь, в школе, они к этому режиму уже успели привыкнуть. Разумеется, толком ничего не получилось, но... это было их. Луна пропала в Рождество, сама Джинни дотянула до Пасхи, Невилл дотянул до конца и успел поставить последнюю запятую в жизни Томаса Реддла.

И... кроме того... Была почти опустевшая в первый день рождественских каникул девичья спальня Гриффиндора. Теплое дыханье, сквозняк из окна, нежная бледная кожа, румянец и много, слишком много неуверенности.

Луна не вспоминает об этом - она любит Рольфа, Рольф любит ее, и оба они до дрожи обожают магическую фауну всех размеров и цветов. Лишь иногда, когда им случиться прийти к семейству Скамандров на кружку травяного чая; когда ее мальчики вместе с близнецами Луны убегают в обширный двор, громко делясь новостями; когда Гарри, развалившись в кресле, в девятнадцатый раз рассказывает рассеянно слушающему Рольфу о том, как метался вокруг Хогвартса с драконом наперегонки - Луна, подавая Джинни очередную чашку, благоухающую осенним лугом, касается ее пальцев немного дольше чем следует.

И Джиневра Поттер как никогда отчетливо понимает, что у нее тоже уже все было.

---

[Lilly~]

фемслэшное русскоязычное сообщество в ЖЖ)

а вот здесь всякие-хорошие-люди организовывают фемслэшный фикатон))
надеюсь, чем-нибудь заинтересовала

---

[Lilly~]

Название: Фея
Автор: Lilly
Пейринг: Лаванда Браун/Гермиона Грейнджер
Рейтинг: PG
Жанр: роман/драма
Саммари: легкое сумасшествие на грани полного безумия. И, да, это СИЛЬНО укуренный фанфик. Я предупредила.
Дисклаймер: не мое.
Посвящение: для Evie, которая хотела фик с этим пейрингом.

Я, знаете, глупая такая.

Фенечки там цветные люблю, браслетики всякие. И чтобы звенело. Мелодично так, звонко-звонко, будто птички певчие поют. Будто серебряные бубенцы.

И еще я ужасно влюбчивая, просто до безобразия. Парвати говорит, что я – а-мо-раль-на-я. Аморально-цветочная фея, вот так.

- Хохотушка.

Это все Парвати. А чего тут плохого?

- И выдумщица.

А это, по-моему, комплимент. Здорово, когда ты замки из песка можешь строить, птичек лепить марципановых. И облака. Они очень похожи на взбитые сливки.

Только вы не думайте, я не как Лавгуд! Она как глянет своими рыбьими глазищами, аж жутко становится, ей-богу. И краситься она совсем не умеет. А это жуткий минус, как мне кажется.

Еще кто… Парвати, конечно. Она – моя лучшая подруга. Красивая, и умная, и интересная. И едва уловимый запах восточных пряностей – будто вуаль. Красный, желтый, оранжевый, шелк, атлас, тончайший шифон… Парвати – это Индия. Я люблю Индию. И я просто обожаю Парвати.

Вообще я не очень болтливая, просто сегодня как-то… солнышко светит ярко-ярко, не находите?

Так вот.

Наш курс – это одно сплошное недоразумение.

Взять хотя бы Грейнджер. Лохматая и вечно взъерошенная. Она на спаниеля похожа. Я ведь за ней на уроках наблюдаю иногда: потому что интересно. Она щурится так смешно-смешно, и кудряшки падают на нос. А Гермиона их сдувает, будто пылинки.

И сразу: июнь, тополиный пух и море солнца.

И еще она умнее всех на нашем курсе.

Конечно же ей всего семнадцать, а сколько должно быть?

Сейчас ведь – война. Я себе это плохо представляю, если честно.

Оборотни? А оборотни-то тут причем? Я их только в фильмах маггловских видела. А, еще профессор Люпин. Но он замечательный! Такой добрый. И глаза у него красивые-красивые – чуть желтоватые, глубокого такого янтарного оттенка, как дорогой коньяк. Знаете, Парвати даже была в него влюблена. Но только совсем чуть-чуть, вы не думайте.

А можно я вам еще про Гермиону расскажу, ладно?

Мы с ней целовались.

И еще у нее были сладкие клубничные духи.

Вы не думайте, будто я больна шизофренией или еще чем. Я нормальная, правда-правда. Просто мне девочки нравятся. Дин сказал, что это очень круто. Что я – лес-би-ян-ка. Вообще я не очень понимаю, что это значит, но мне нравится. Звучит очень смело. Как будто полные легкие свежего морозного воздуха. И вдох-выдох.

Гермиона.

Гермиона.

У нее фамилия еще Грейнджер была, кажется?

Нет, не помню такую. Совсем.

А, еще мне духи клубничные очень нравятся. У них запах такой едва-едва уловимый, словно бабочка пыльцой по носу мазнула. Я не помню, почему я их так люблю. Просто так, наверное. Может, я в детстве клубники объелась?

Гер-ми-о-на.

Имя у нее сладкое. И целуется она хорошо.

Мы ведь здорово тогда из-за Рона поругались, знаете? Я вообще не помню, что это был за Рон, но Гермионе он почему-то ужасно нравился. Наверное, популярный игрок в квиддич или что-то вроде того.

Так о чем я говорила?

Да, о поцелуях. Мы первый раз поцеловались под омелой. Ужасно романтично, правда? Это еще давно было, на самом шестом курсе. Или четвертом. В общем, какой-то был бал. Она была нереально, нереально просто красивая. И я. Но я-то всегда лучше всех, вы же понимаете.

Клубника – это фетиш такой, сама не понимаю почему.

Но я не Лавгуд, вовсе нет.

Что? Я повторяюсь, правда? Мне очень стыдно, что я не к месту всегда говорю, просто хочется вам помочь. Очень-очень. Мне нравятся авроры. Может, оставишь свой номер, а?

А вообще я устала. Молока хочу топленого и песочного печенья. Мне нельзя долго разговаривать. Я ведь не болтушка какая-то. Я – фея. Самая настоящая, цветочная, из сказки.

Гермиона мне нравилась тем, что она серьезная.

Извините, мне плохо почему-то стало. Голова кружится.

И я не помню, что за Гермиона.

А с чего вы вообще взяли, что я хочу о ней разговаривать? Ничего подобного. Я люблю мальчиков. Девочки – это не для меня. Я не сумасшедшая! Я просто прошлое плохо помню. Там что-то плохое случилось, да?

Но без нее плохо.

Я бы не хотела, чтобы она видела, как мне больно.

А у меня голова кружится и тошнит. Как будто дементоры. Они на третьем курсе были. Меня Гермиона тогда спасла, и Хогвартс тоже она спасла, а потом мы много целовались и ели шоколад. Я люблю шоколад. Плевать на фигуру.

Гермиона – это солнце. Небо-небо-небо и звезды. И спаниели, пахнущие клубникой. И поцелуи.

Я – Лаванда. Лаванда Браун, ученица Хогвартса, тринадцать лет.

Почему не бывает?

Войны ведь не будет? Какие оборотни? Как – в больнице? Я хочу быть феей, да. Или русалочкой.

А Гермиона меня больше всех на свете любит. И я ее. Купите ей клубники, ладно? Она ее очень любит. И, да, обязательно скажите, чтобы ни с кем не целовалась! Я ее очень, очень буду ждать.

Я ведь скучаю.

Я фея.
Фея.
Фея.
Фея…

И аморально-цветочные сны с запахом больничных бинтов и переспелых яблок.

---

[Эви]

Снежинки

Написано для  Lilly~, которая хотела : « Нимфадору/Гермиону, что-нибудь с ночным небом, дымом от костра и глупыми школьными записочками»

Гермиона уже минуты две непрерывно чихала, склонившись над толстенным, пыльным фолиантом. Она чихала, смешно морща нос и прикрывая рот ладонью. Правильно, вот и не надо было лезть на самую верхнюю полку за этой старой, обветшалой книгой. И совершенно не важно, что здесь есть такие интересные рецепты зелий, все равно половину компонентов не достать.

- Гермиона, скажи, ну сколько можно учиться? – Тонкс крикнула так громко и неожиданно, что гриффиндорка от испуга подскочила на месте, уронив книгу на пол. Та упала с оглушительным стуком, поднимая гору пыли и вызывая у Гермионы новый приступ чихания.

Тонкс рассмеялась. Волосы ее поменяли цвет с фиолетового на розовый, а глаза стали внезапно такими счастливыми-счастливыми, и немного хитрыми.

- Гермиона, - сказала она слегка нараспев, смешно растягивая слова, - дорогая, давай ты оставишь эту старую и пыльную книгу отдыхать на полу, а мы пойдем прогуляемся по саду, идет? Когда ты в последний раз была на улице?

Гермиона возмущенно поджала губы и слегка раздраженно посмотрела на аврора.

- Ты ничего не понимаешь, Тонкс, у меня нет времени гулять. Мне еще нужно…

- Ну, что, что тебе нужно? – она опять захохотала, беря Гермиону за руку, направляясь к выходу из семейной библиотеки Блэков. – Ты и так все знаешь, и даже больше, чем необходимо.

- Но на улице уже темно, ночь, - попробовала протестовать Гермиона, замедляясь на ходу, как только могла.

- Тем более, хватит учиться!

Неусыпный оптимизм женщины невольно передался и Гермионе, и она уже довольно уверенно зашагала, крепко держась за ладонь Тонкс, совсем как маленькая девочка.

В глубине души Гермиона знала, что все это не из-за дурацкой книги, пыли, или редких компонентов. Нет, конечно, она бы никогда не стала плакать в пустой, пыльной библиотеке из-за неудавшегося зелья. Ну, разве что на первом-втором курсе. Во всем виновата очередная дурацкая ссора с Роном. После которой Гермиона спряталась в библиотеке, в которую никто никогда не заходит. Потому что на Гриммаулде и так есть чем заняться. Но все же девушке было так обидно и больно, когда он сказал это. Да как Рон мог вообще предположить такое, еще и в такой гнусной форме? Никогда, никогда она больше не простит этого глупого мальчишку. И пусть снова закидывает ее своими дурацкими, глупыми записочками с пошлыми признаниями… И все равно, что она хранит их под подушкой и между страниц «Истории Хогварста», а иногда даже перечитывает. Все равно это лишь глупый Рон со своими глупыми, школьными записочками…

- Гермиона! Гермиона! – гриффиндорка очнулась от мысленных переживаний, обнаружив, что Тонкс тормошит ее за плечо и что они уже давно стоят на улице. В саду было необычайно красиво и совсем не холодно. Странно, потому что падал дивный, белый-белый снег, который ласково таял на носу пушистыми, большими снежинками. Гермиона едва удержалась от того, чтобы не попробовать их на вкус.

- Не холодно, – сказала она вслух.

- Ах, это, Молли пробовала заклинания из «Практического домашнего волшебства», там было что-то про локальные погодные условия, - прошептала Тонкс, улыбаясь.

Белый снег так дивно смотрелся в ее ярко-розовых, жвачных волосах, переливаясь под светом звезд, которые наблюдали за ними с высоты ночного неба.

А небо действительно было волшебное… Иногда Гермионе казалось, что нет ничего лучшего его ночного темно-синего простора с раскинувшейся мириадой светло-серебристых звезд. Ах, как было прекрасно стоять зимой, среди свежего воздуха и дивных, стремительно кружащихся вокруг серебристых снежинок, смотреть на глубокое ночное небо и совсем-совсем не ощущать холода. Только теплое, жаркое прикосновения руки Тонкс. Странной Тонкс с чудными ярко-розовыми волосами…

- Потрясающе, - Гермиона вытянула одну руку, наблюдая, как снежинки тают у нее на ладони, искрясь и переливаясь под светом луны.

Ох, какая же красивая ночь… И дивный, слегка дрожащий, серебристый свет месяца, который бежал под ногами, освещая дорогу и сад. Тихий, уснувший сад, такой празднично-торжественный, прекрасный сад с чуть-чуть примерзшими цветами и зелеными кустами, припорошенными пушистым снегом.

- Близнецы пускали сегодня фейерверки, видела? – спросила ее странная Тонкс, все еще не отпуская ладони.

Гриффиндорка отрицательно покачала головой и внезапно устремила свой взгляд к костру, который полыхал оранжевым пламенем недалеко от них.

- Да, это тоже они, проказники, - усмехнулась Нимфадора. – Завтра его уже не будет. Завтра вообще все будет по-другому.

Гермиона недоуменно посмотрела на внезапно погрустневшую подругу.

- Завтра ты снова станешь серьезной, будешь читать свои умные книги и ссориться с Роном. Завтра я буду улыбаться Ремусу и пить чай из большой кружки наслаждаться уютным, домашним теплом. Завтра ты уже не будешь удивленно глядеть на небо, и заворожено смотреть на снежинки, - прошептала аврор, склонив голову набок и чуть-чуть прикрыв глаза.

- Но завтра будет завтра, - внезапно прошептала Гермиона, почему-то расстроившись.

Воздух приятно обволакивал их фигуры, кружась в танце с самыми чудесными снежинками на свете, а луна тихо освещала маленькое пространство рядом, оставляя девушек в приятном полумраке, как будто не хотела беспокоить их.

- Ты так считаешь? – тихо проговорила Тонкс, следя взглядом за особенно красивой снежинкой, которая медленно плыла в воздухе, летая прямо над гермиониной головой, слегка касаясь каштановых кудрей.

Снежинка кружилась и вертелась, пока окончательно не опустилась на нос гриффиндорки, заставив ту тихо вскрикнуть от неожиданности.

- У тебя снежинка на носу, - зачем-то сказала Нимфадора и внезапно наклонившись, поцеловала девушку в нос, скрывая следы прикосновения зимней природы.

- Тепло, - хихикнула Гермиона и, поддавшись вперед, прикоснулась к губам Тонкс. Она ощутила вкус таявшего снега, малинового чая и почему-то немного горький, слегка непонятный вкус дыма. Дыма от костра, разожженного близнецами. И совсем-совсем отдаленно – вкус такого желанного, трепетного, нежно-белого счастья.

Легкий дымок костра вился вверх, устремляясь к широко-раскинувшемуся ночному небу, с ярко-серебристыми звездами и полной луной, и все вокруг было заполнено маленькими и большими, слегка прохладными и сладкими, пушистыми снежинками. Они кружились везде, танцуя с воздухом, и падали-падали на крышу дома, деревья, кусты и слегка примерзшие розы, на землю и двух девушек – одну с серьезными карими глазами и каштановыми кудрями, и другую, с немыслимыми, нереальными ярко-розовыми волосами – которые, обнявшись, целовались под огромным, темно-синим, ночным небом.

А завтра будет Рождество.