вечный студент, закоренелый ипохондрик, из тех, что говорят сами с собою
Фик переведен для Цыца-дрица-ум-цаца
Неправильно
Автор: celeria
Оригинал: http://girlsdormitory.slashcity.net...ory.php?sid=211
Перевод: Ammoral ([email protected])
Пейринг: Минерва МакГонагалл/Нарцисса Блэк, подразумевается Нарцисса Блэк/Лили Эванс
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма
Саммари: Последний год Нарциссы в Хогвартсе. После неудачного романа с Лили она находит утешение у профессора Трансфигурации...
читать дальшеОна знает, что это неправильно, но никак не может остановиться. Руки: пальцы, скользящие по гладкому белоснежному телу, ногти, оставляющие бледные полосы на мягкой спине. Рот: губы прижаты к более молодой коже, зубы кусают чуть сильнее, чем нужно, и возможно, оставляют маленькую, совсем крошечную метку, которая исчезнет с шёпотом и вдохом. Мысли: не о Трансфигурации, не о своём факультете, и тем более, не о последствиях того, что она делает. Лишь о дочери другого факультета, другого мира, другой жизни.
Она знает, что это неправильно, но это как наркотик. Она бы отдала всё, чтобы остановиться.Она бы вскрыла вены, чтобы выдавить наружу серебряный яд, но тогда ей пришлось бы пролить и свою кровь.
Она помнит тот раз, когда это всё началось. Это был как будто несчастный случай, который, как можно было выразиться, произошёл из-за неправильных причин. Красивая молодая девушка плачет; стареющие руки, которые стольких студентов похлопывали по плечу или поглаживали по голове; успокаивающие, но не интимные прикосновения. Минерва МакГонагалл обычно презрительно фыркала при слове "интимный", но той ночью она не смогла подобрать лучшего слова.
Нарцисса Блэк не соответствует своему имени. У её старших сестёр, которые учились в Хогвартсе и ходили по тем же Слизеринским подземельям, что и она, у обеих волосы, глаза и мысли такие же чёрные, как и имена. Нарцисса выглядит, словно их фото в негативе. Лишь её разум работает так же.
Двоюродный брат Нарциссы, Сириус, студент факультета Минервы, внешне напоминает Беллатрикс и Андромеду Блэк, но будет думать скорее о рассветах и Корнуэльских пикси, чем о Тёмных Искусствах. Порой по ночам, когда нежная белая кожа плавится под руками Минервы, она ловит себя на мысли, что получилось бы, если бы можно было сердца и мысли всех Блэков слить в один целый Гриффиндор, один Слизерин.
В тот первый раз она не думала о своём факультете, о своей ответственности и своих обязательствах. Единственное, о чём она могла думать, - вкус мягкого прохладного рта, полные алые губы и соль слёз, которые заполнили трещины в старой, морщинистой коже Минервы. Волосы Нарциссы, которые должны будут служить знаком принадлежности к другой семье, были такими тонкими и невесомыми, что казалось, они вот-вот рассыплются на кончиках пальцев. Она бела, как и цветок, в честь которого её назвали, и даже белее по всей длине её гибкого тела.
Она плакала той ночью, но не из-за того, что делали пальцы Минервы, когда они проникали в неё. Не из-за того, что рот Минервы скользил вдоль её шеи, ласкал соски, рисовал следы поцелуев на её хрупких рёбрах. И уж точно не из-за того, что, прежде чем Минерва закончила, она решила, что пришла её очередь и принялась выписывать ярко-вишнёвыми губами круги меж ног Минервы, настойчиво и решительно, как настоящая Слизеринка.
МакГонагалл подозревала, что та плакала по рыжеволосой Гриффиндорке, с которой хотела быть в постели на самом деле.
И это не имело значения, потому что всё случилось слишком быстро, всё было случайностью. Она не думала об этом, и даже не хотела думать. Всё случилось так быстро, что у неё не было времени, чтобы задуматься о том, что всё, что она делала - каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый стон и шёпот, - всё было неправильно.
Это было её оправдание. У неё не было времени подумать об этом.
Но недели спустя она, разумеется, уже не могла оправдаться этим.
Она была виновата в том, что не заметила, проглядела знаки: запыхавшиеся лица за длинным Гриффиндорским столом во время трапез, ночные прогулки, переходящие в утренние, долгое время, проводимое с теми четырьмя неплохими, но неисправимыми мальчиками. Лили Эванс никогда не была заодно с Мародёрами, и Минерва МакГонагалл знала это, так что даже почтовой сове было ясно, что происходит. Но она проглядела.
Тем не менее, она знала, когда Лили Эванс начала спать с Нарциссой Блэк. Это была первая суббота ноября, день после Хэллоуина; тогда Лили была на шестом курсе, Нарцисса - на седьмом. Она поняла это по румянцу на щеках Лили от выпитого накануне Сливочного пива и поцелуев, по едва заметному следу вишнёвого блеска для губ на воротничке школьной блузки.
Минерва знала, когда об этом прознал Джеймс Поттер. Это была последняя пятница января, когда студенты только вернулись с каникул, и окрестности Хогвартса были покрыты толстыми и мягкими одеялами снега. Он чуть не избил Нарциссу. Сириус дал бы ему "благословение". Но Ремус Люпин удержал его.
К несчастью, Минерва не знала, что Лили перестала спать с Нарциссой и начала встречаться с Джеймсом Поттером, пока эти две не попытались наслать друг на друга проклятья посреди гостиной Гриффиндора. Она отправила Лили, чьё лицо было сплошь испещрено морщинами и трещинами, к Мадам Помфри и вызвала Нарциссу Блэк к себе в кабинет. Лили была не так сильна в заклинаниях, как Нарцисса, и вызвала гораздо меньшие повреждения, в основном на мантии слизеринки. Минерва восстановила её заклинанием и принялась читать лекцию на тему недопустимого использования магии в отношении другого студента.
Она начала плакать беззвучно, и когда Минерва вновь взглянула на Нарциссу, её лицо было покрыто сияющими дорожками слёз, такими же светлыми и хрупкими, как и её волосы.
И вот тогда Минерва МакГонагалл перестала думать.
Тем не менее, ей не нужно думать, чтобы знать, как действовать, когда её пальцы скользят вниз по телу Нарциссы. Её груди маленькие и упругие, с большими сосками в коралловых ореолах, которые твердеют под прикосновениями губ. Её рёбра просвечивают сквозь полупрозрачную кожу, и Минерва боится целовать слишком сильно, словно слишком сильное давление может разрушить каждую кость в теле слизеринки.
Ей не нужно думать, чтобы контролировать ритм движения языка поверх клитора Нарциссы, этого маленького комочка ярко-розовой плоти. Светлые волосы на лобке намокают от медленных, контролируемых движений языка. Когда она проникает в неё одним пальцем, девушка вздрагивает, и клитор вибрирует во рту Минервы.
Она старается не думать, когда Нарцисса касается её руками, и она чувствует прикосновение гладкой белой кожи к своему морщинистому телу. Её груди начинают отвисать, её бёдра широкие и костлявые, и у ключиц образовались впадины. Около глаз и губ, на лбу у неё морщинки, как от радостей, так и от тревог. Она пытается забыть это с каждым прикосновением тонких длинных пальцев, каждым поцелуем алых губ.
Ей не нужно думать, когда прохладные пальцы скользят в неё, сначала один, медленно и нежно, затем сразу все, торопливо, с каким-то глубоким, тёмным голодом, которому она каждый раз удивляется, хотя и не должна. Она закрывает глаза и видит лишь тьму, пока ей кажется, что каждый нерв в позвоночнике взорвётся, и тогда она никогда не сможет почувствовать что-либо снова.
Ей не нужно думать, она и так знает, что то, что она делает, неправильно, неправильно, неправильно....
Кажется, что Альбус Дамблдор знает всё про всех, но Минерва МакГонагалл знакома с ним с первого пира в Хогвартсе, когда она была ещё студенткой, не преподавателем. И она знает, что он притворяется. По крайней мере, она надеется, что знает. Потому что когда он присылает ей с совой каллиграфически написанное приглашение на чашечку чая в его кабинете, она чувствует первый проблеск беспокойства.
"Присаживайся, Минерва" - доброжелательно говорит он, взмахивая палочкой. Пёстрый стул пересекает комнату и останавливается за спиной Минервы. "Пожалуйста, присядь на этот стул, он самый удобный. Не желаешь ли чаю?"
Она спрашивает себя, действительно ли он позвал её, потому что знает, или оно просто хочет выпытать это у неё, так же как она поступает со студентами, особенно с Мародёрами. "Спасибо, директор".
Чай обжигает ей язык. Возможно, из-за этого ей не придётся отвечать на его любопытные вопросы. Он занят тем, что добавляет чересчур много сахара к тому, что когда-то было чашкой хорошего, крепкого чая "Greenleaf Mint". Наконец он садится, поглаживая свою рыжевато-серую бороду. Минерва смотрит на него и думает, как скоро его борода станет совсем белой, как скоро он будет выглядеть таким же старым, каким он себя чувствует. "Что ж, Минни", - радостно начинает он, направляя палочку на чашку чая, чтобы остудить его, - "рад видеть тебя. Как твои дела?"
Она ненавидит, когда он зовёт её Минни. Это применимо только для определёных моментов, а сейчас определённо не такой. "Хорошо, Альбус."
"Прекрасно. Ну, теперь о том, ради чего я тебя позвал." - Синий цвет его глаз настолько потускнел, что они стали почти такими же, как серые глаза Нарциссы; Минерва внезапно почувствовала спазм страха в животе. - "Я хочу спросить, Минерва, ты ничего не хочешь мне сказать?"
Она смотрит на человека, которого знает уже больше сорока лет, на человека с водянистыми глазами и теми же следами лет и печалей на лице, что и у неё, и выдавливает из себя улыбку. - "Ничего, Альбус."
И это неправильно.
Она немного беспокоится, что приближается выпускной Нарциссы. Она не собирается продолжать всё это, когда та покинет Хогвартс. На самом деле, июнь принесёт облегчение; она позволит этим отношениям умереть тихой смертью, потому что, в конце концов, их поцелуи и секс были лишь шёпотом, так что нет причин для шумного завершения.
Но иногда её вены жжёт изнутри, и она спрашивает у себя, что она будет делать с шрамами, которые Нарцисса Блэк оставила в её крови.
Война разразилась годом позже того, как Лили Эванс и Мародёры закончили Хогвартс, и не осталось времени думать о таких вещах, какк поцелуи, секс и спокойствие. Интересы распределились по двум сторонам, и не осталось середины, не осталось компромиссов. Остались лишь свет и тьма, и Минерва выбрала путь света.
Когда война закончилась, каждый попытался восстановить хоть какое-то подобие нормальной жизни. Минерва каждое утро читает "Ежедневный Пророк", пока пьёт чай с Альбусом, но даже это не то, что раньше. "Пророк" годами печатал лишь некрологи. Теперь там каждый день истории о детях, потерявших дом, матерей, отцов из-за человека с чёрной судьбой.
На одной из фотографий, однако, изображён ребёнок, у которого по прежнему двое любящих родителей и красивый дом. Люциус и Нарцисса Малфой улыбаются в камеру и целуют малыша Драко, чьи белоснежные волосы такие же тонкие и нежные, как и волосы его матери.
Минерва показывает фотографию Дамблдору. Его светло-синие глаза выглядят задумчиво, когда он смотрит, как Нарцисса Блэк Малфой стирает невидимое пятнышко с щеки сына, и Минерва ловит момент, чтобы подумать о Нарциссе. Но ей больше нечего вспомнить. Она теперь женщина, не та светловолосая девочка, чьи гладкие нежные пальцы и кроваво-красные губы прочертили следы огня и стыда в крови Минервы.
Дамблдор возвращает ей газету, и она быстро перелистывает страницу, чтобы не смотреть больше на знакомые глаза и губы. "Полагаю, однажды он поступит в Хогвартс, как и его родители."
"Вполне возможно." Голос Дамблдора тихий, с оттенком убеждения, которого он сам, возможно, ещё не заметил. "Они были интересной компанией, не правда ли?"
"Да, были." Она не уверена, кого он имеет в виду под словом "они", поэтому мудро выбирает держать рот на замке.
"Дети, все." Бормочет Дамблдор мечтательно, открывая "Космополитен". На обложке - Джеймс и Лили Поттер, улыбающиеся даже сквозь тень на их лицах. Заголовок отмечает годовщину их смерти и, разумеется, чудесного спасения их сына Гарри."Как давно, кажется, они были детьми. Они были так молоды, правда, Минни?"
"Да", - отвечает она, стараясь не вспоминать - нет, только не эти пальцы - она улыбается Альбусу - щека, намного более гладкая, чем её, тихий вздох, сорвавшийся с алых губ - глоток чая, и память проходит сквозь глотку и попадает в кровь. "Да, они были."
Неправильно
Автор: celeria
Оригинал: http://girlsdormitory.slashcity.net...ory.php?sid=211
Перевод: Ammoral ([email protected])
Пейринг: Минерва МакГонагалл/Нарцисса Блэк, подразумевается Нарцисса Блэк/Лили Эванс
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма
Саммари: Последний год Нарциссы в Хогвартсе. После неудачного романа с Лили она находит утешение у профессора Трансфигурации...

читать дальшеОна знает, что это неправильно, но никак не может остановиться. Руки: пальцы, скользящие по гладкому белоснежному телу, ногти, оставляющие бледные полосы на мягкой спине. Рот: губы прижаты к более молодой коже, зубы кусают чуть сильнее, чем нужно, и возможно, оставляют маленькую, совсем крошечную метку, которая исчезнет с шёпотом и вдохом. Мысли: не о Трансфигурации, не о своём факультете, и тем более, не о последствиях того, что она делает. Лишь о дочери другого факультета, другого мира, другой жизни.
Она знает, что это неправильно, но это как наркотик. Она бы отдала всё, чтобы остановиться.Она бы вскрыла вены, чтобы выдавить наружу серебряный яд, но тогда ей пришлось бы пролить и свою кровь.
Она помнит тот раз, когда это всё началось. Это был как будто несчастный случай, который, как можно было выразиться, произошёл из-за неправильных причин. Красивая молодая девушка плачет; стареющие руки, которые стольких студентов похлопывали по плечу или поглаживали по голове; успокаивающие, но не интимные прикосновения. Минерва МакГонагалл обычно презрительно фыркала при слове "интимный", но той ночью она не смогла подобрать лучшего слова.
Нарцисса Блэк не соответствует своему имени. У её старших сестёр, которые учились в Хогвартсе и ходили по тем же Слизеринским подземельям, что и она, у обеих волосы, глаза и мысли такие же чёрные, как и имена. Нарцисса выглядит, словно их фото в негативе. Лишь её разум работает так же.
Двоюродный брат Нарциссы, Сириус, студент факультета Минервы, внешне напоминает Беллатрикс и Андромеду Блэк, но будет думать скорее о рассветах и Корнуэльских пикси, чем о Тёмных Искусствах. Порой по ночам, когда нежная белая кожа плавится под руками Минервы, она ловит себя на мысли, что получилось бы, если бы можно было сердца и мысли всех Блэков слить в один целый Гриффиндор, один Слизерин.
В тот первый раз она не думала о своём факультете, о своей ответственности и своих обязательствах. Единственное, о чём она могла думать, - вкус мягкого прохладного рта, полные алые губы и соль слёз, которые заполнили трещины в старой, морщинистой коже Минервы. Волосы Нарциссы, которые должны будут служить знаком принадлежности к другой семье, были такими тонкими и невесомыми, что казалось, они вот-вот рассыплются на кончиках пальцев. Она бела, как и цветок, в честь которого её назвали, и даже белее по всей длине её гибкого тела.
Она плакала той ночью, но не из-за того, что делали пальцы Минервы, когда они проникали в неё. Не из-за того, что рот Минервы скользил вдоль её шеи, ласкал соски, рисовал следы поцелуев на её хрупких рёбрах. И уж точно не из-за того, что, прежде чем Минерва закончила, она решила, что пришла её очередь и принялась выписывать ярко-вишнёвыми губами круги меж ног Минервы, настойчиво и решительно, как настоящая Слизеринка.
МакГонагалл подозревала, что та плакала по рыжеволосой Гриффиндорке, с которой хотела быть в постели на самом деле.
И это не имело значения, потому что всё случилось слишком быстро, всё было случайностью. Она не думала об этом, и даже не хотела думать. Всё случилось так быстро, что у неё не было времени, чтобы задуматься о том, что всё, что она делала - каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый стон и шёпот, - всё было неправильно.
Это было её оправдание. У неё не было времени подумать об этом.
Но недели спустя она, разумеется, уже не могла оправдаться этим.
Она была виновата в том, что не заметила, проглядела знаки: запыхавшиеся лица за длинным Гриффиндорским столом во время трапез, ночные прогулки, переходящие в утренние, долгое время, проводимое с теми четырьмя неплохими, но неисправимыми мальчиками. Лили Эванс никогда не была заодно с Мародёрами, и Минерва МакГонагалл знала это, так что даже почтовой сове было ясно, что происходит. Но она проглядела.
Тем не менее, она знала, когда Лили Эванс начала спать с Нарциссой Блэк. Это была первая суббота ноября, день после Хэллоуина; тогда Лили была на шестом курсе, Нарцисса - на седьмом. Она поняла это по румянцу на щеках Лили от выпитого накануне Сливочного пива и поцелуев, по едва заметному следу вишнёвого блеска для губ на воротничке школьной блузки.
Минерва знала, когда об этом прознал Джеймс Поттер. Это была последняя пятница января, когда студенты только вернулись с каникул, и окрестности Хогвартса были покрыты толстыми и мягкими одеялами снега. Он чуть не избил Нарциссу. Сириус дал бы ему "благословение". Но Ремус Люпин удержал его.
К несчастью, Минерва не знала, что Лили перестала спать с Нарциссой и начала встречаться с Джеймсом Поттером, пока эти две не попытались наслать друг на друга проклятья посреди гостиной Гриффиндора. Она отправила Лили, чьё лицо было сплошь испещрено морщинами и трещинами, к Мадам Помфри и вызвала Нарциссу Блэк к себе в кабинет. Лили была не так сильна в заклинаниях, как Нарцисса, и вызвала гораздо меньшие повреждения, в основном на мантии слизеринки. Минерва восстановила её заклинанием и принялась читать лекцию на тему недопустимого использования магии в отношении другого студента.
Она начала плакать беззвучно, и когда Минерва вновь взглянула на Нарциссу, её лицо было покрыто сияющими дорожками слёз, такими же светлыми и хрупкими, как и её волосы.
И вот тогда Минерва МакГонагалл перестала думать.
Тем не менее, ей не нужно думать, чтобы знать, как действовать, когда её пальцы скользят вниз по телу Нарциссы. Её груди маленькие и упругие, с большими сосками в коралловых ореолах, которые твердеют под прикосновениями губ. Её рёбра просвечивают сквозь полупрозрачную кожу, и Минерва боится целовать слишком сильно, словно слишком сильное давление может разрушить каждую кость в теле слизеринки.
Ей не нужно думать, чтобы контролировать ритм движения языка поверх клитора Нарциссы, этого маленького комочка ярко-розовой плоти. Светлые волосы на лобке намокают от медленных, контролируемых движений языка. Когда она проникает в неё одним пальцем, девушка вздрагивает, и клитор вибрирует во рту Минервы.
Она старается не думать, когда Нарцисса касается её руками, и она чувствует прикосновение гладкой белой кожи к своему морщинистому телу. Её груди начинают отвисать, её бёдра широкие и костлявые, и у ключиц образовались впадины. Около глаз и губ, на лбу у неё морщинки, как от радостей, так и от тревог. Она пытается забыть это с каждым прикосновением тонких длинных пальцев, каждым поцелуем алых губ.
Ей не нужно думать, когда прохладные пальцы скользят в неё, сначала один, медленно и нежно, затем сразу все, торопливо, с каким-то глубоким, тёмным голодом, которому она каждый раз удивляется, хотя и не должна. Она закрывает глаза и видит лишь тьму, пока ей кажется, что каждый нерв в позвоночнике взорвётся, и тогда она никогда не сможет почувствовать что-либо снова.
Ей не нужно думать, она и так знает, что то, что она делает, неправильно, неправильно, неправильно....
Кажется, что Альбус Дамблдор знает всё про всех, но Минерва МакГонагалл знакома с ним с первого пира в Хогвартсе, когда она была ещё студенткой, не преподавателем. И она знает, что он притворяется. По крайней мере, она надеется, что знает. Потому что когда он присылает ей с совой каллиграфически написанное приглашение на чашечку чая в его кабинете, она чувствует первый проблеск беспокойства.
"Присаживайся, Минерва" - доброжелательно говорит он, взмахивая палочкой. Пёстрый стул пересекает комнату и останавливается за спиной Минервы. "Пожалуйста, присядь на этот стул, он самый удобный. Не желаешь ли чаю?"
Она спрашивает себя, действительно ли он позвал её, потому что знает, или оно просто хочет выпытать это у неё, так же как она поступает со студентами, особенно с Мародёрами. "Спасибо, директор".
Чай обжигает ей язык. Возможно, из-за этого ей не придётся отвечать на его любопытные вопросы. Он занят тем, что добавляет чересчур много сахара к тому, что когда-то было чашкой хорошего, крепкого чая "Greenleaf Mint". Наконец он садится, поглаживая свою рыжевато-серую бороду. Минерва смотрит на него и думает, как скоро его борода станет совсем белой, как скоро он будет выглядеть таким же старым, каким он себя чувствует. "Что ж, Минни", - радостно начинает он, направляя палочку на чашку чая, чтобы остудить его, - "рад видеть тебя. Как твои дела?"
Она ненавидит, когда он зовёт её Минни. Это применимо только для определёных моментов, а сейчас определённо не такой. "Хорошо, Альбус."
"Прекрасно. Ну, теперь о том, ради чего я тебя позвал." - Синий цвет его глаз настолько потускнел, что они стали почти такими же, как серые глаза Нарциссы; Минерва внезапно почувствовала спазм страха в животе. - "Я хочу спросить, Минерва, ты ничего не хочешь мне сказать?"
Она смотрит на человека, которого знает уже больше сорока лет, на человека с водянистыми глазами и теми же следами лет и печалей на лице, что и у неё, и выдавливает из себя улыбку. - "Ничего, Альбус."
И это неправильно.
Она немного беспокоится, что приближается выпускной Нарциссы. Она не собирается продолжать всё это, когда та покинет Хогвартс. На самом деле, июнь принесёт облегчение; она позволит этим отношениям умереть тихой смертью, потому что, в конце концов, их поцелуи и секс были лишь шёпотом, так что нет причин для шумного завершения.
Но иногда её вены жжёт изнутри, и она спрашивает у себя, что она будет делать с шрамами, которые Нарцисса Блэк оставила в её крови.
Война разразилась годом позже того, как Лили Эванс и Мародёры закончили Хогвартс, и не осталось времени думать о таких вещах, какк поцелуи, секс и спокойствие. Интересы распределились по двум сторонам, и не осталось середины, не осталось компромиссов. Остались лишь свет и тьма, и Минерва выбрала путь света.
Когда война закончилась, каждый попытался восстановить хоть какое-то подобие нормальной жизни. Минерва каждое утро читает "Ежедневный Пророк", пока пьёт чай с Альбусом, но даже это не то, что раньше. "Пророк" годами печатал лишь некрологи. Теперь там каждый день истории о детях, потерявших дом, матерей, отцов из-за человека с чёрной судьбой.
На одной из фотографий, однако, изображён ребёнок, у которого по прежнему двое любящих родителей и красивый дом. Люциус и Нарцисса Малфой улыбаются в камеру и целуют малыша Драко, чьи белоснежные волосы такие же тонкие и нежные, как и волосы его матери.
Минерва показывает фотографию Дамблдору. Его светло-синие глаза выглядят задумчиво, когда он смотрит, как Нарцисса Блэк Малфой стирает невидимое пятнышко с щеки сына, и Минерва ловит момент, чтобы подумать о Нарциссе. Но ей больше нечего вспомнить. Она теперь женщина, не та светловолосая девочка, чьи гладкие нежные пальцы и кроваво-красные губы прочертили следы огня и стыда в крови Минервы.
Дамблдор возвращает ей газету, и она быстро перелистывает страницу, чтобы не смотреть больше на знакомые глаза и губы. "Полагаю, однажды он поступит в Хогвартс, как и его родители."
"Вполне возможно." Голос Дамблдора тихий, с оттенком убеждения, которого он сам, возможно, ещё не заметил. "Они были интересной компанией, не правда ли?"
"Да, были." Она не уверена, кого он имеет в виду под словом "они", поэтому мудро выбирает держать рот на замке.
"Дети, все." Бормочет Дамблдор мечтательно, открывая "Космополитен". На обложке - Джеймс и Лили Поттер, улыбающиеся даже сквозь тень на их лицах. Заголовок отмечает годовщину их смерти и, разумеется, чудесного спасения их сына Гарри."Как давно, кажется, они были детьми. Они были так молоды, правда, Минни?"
"Да", - отвечает она, стараясь не вспоминать - нет, только не эти пальцы - она улыбается Альбусу - щека, намного более гладкая, чем её, тихий вздох, сорвавшийся с алых губ - глоток чая, и память проходит сквозь глотку и попадает в кровь. "Да, они были."
У нас какое-то собрание диких пейрингов, правда?
Джинни/Амбридж, Макгонагалл/Нарцисса, Пинс/Гермиона...
Ну прямо вах
спасибо))
Хитринг
а где можно бету найти, ум?
Ну, я думаю, если ты запостишь в сообществе сообщение о том, что ищешь бету, многие откликнутся. Но если хочешь, я могла бы вычитать... *шаркает ножкой по полу*
правда??? ^_^
хотю))) вычитай, плиз =)
Хитринг, прости меня, пожалуйста, за то, что пишу только сейчас! Это... потрясающе. Супер. Умно, глубоко и необыкновенно... романтично. Я безумно рада, что переводить для меня взялась именно ты. Ты - чудо! Спасибо!!