i'm sick and tired of always being sick and tired!
Название: Солнечный луч
Автор: Dulcinea
Перевод: Dariana
Бета-ридинг: Nightingale
Оригинал: здесь http://girlsdormitory.slashcity.net...ser.php?uid=107
Разрешение на перевод: пока отсутствует.
Пейринг: Пэнси/Нарцисса
Рейтинг: R
Жанр: дарк
Дисклэймер: все принадлежит мне (в моих мечтах).
Примечание переводчика: фик переведен для Algine на Springtime Femmeslash Challenge-2006.
Солнечный луч
Каждый раз, когда солнце встает на небе под прямым углом, единственный золотистый лучик света проскальзывает через высокое зарешеченное окно и очерчивает легкий светящийся круг на холодных каменных стенах. В эти редкие дни она вжимается в голые камни, жадно впитывая восхитительное тепло; она почти в силах представить, что непробиваемая поверхность может быть теплой, мягкой кожей и гладким и стройным телом, прижимающимся к ней, чтобы отвратить жуткий холод.
В первый раз она задрала свою изорванную мантию до талии и скользнула рукой между ног, так растворившись в возбуждении, что не заметила, как темные фигуры столпились у двери ее камеры. Ближе, ближе, толкнулась бедрами у стены, грудь разрывалась от отчаянных рыданий, и один шумный вздох высосал этот исступленный экстаз из ее слабого тела – она опустилась на пол, дрожащая и опустошенная, и умоляющая о смерти.
Теперь она не допускает такой ошибки. Счастью нет места в ее мыслях, она знает; ни малейшая тень радости не мелькает на ее лице, или они немедленно вернутся. Вместо этого она прижимается к мерцающему теплому кругу, представляет, как ласкает ее лицо кончиками пальцев, и плачет.
Теперь это место принадлежит им. Она видела и другие лица, знакомые лица, через решетку своей камеры: Грэйнджер – лохматая голова задрана поразительно высоко, все лицо в крови; высокий, кудрявый хаффлпаффец, окаменевший на втором курсе, – слезы тихо струятся по его мальчишескому лицу; один из Уизли, Фред или Джордж, – громко и легко проклинает дементоров, держащих его под обе руки. Должно быть, он сделал что-то действительно ужасное – очень немногие чистокровные, даже такие магглолюбы, как Уизли, подвергаются ужасам Азкабана – только выскочки и наиболее опасные сопротивляющиеся.
И убийцы.
Из-за иронии она холодно и резко смеется – так горько, что смех не привлекает дементоров. Вольдеморт выделил убийц одним длинным костлявым пальцем и приговорил их к судьбе еще худшей, чем смерть, и это уже за гранью юмора. Это просто реальность, новая реальность, в которой грязнокровки являются заключенными, Жрецы смерти – правительством, а Пэнси Паркинсон – убийцей.
***
- Ты красивая, – сказала она.
Впервые в жизни Пэнси сказали, что она красивая. Она рассмеялась, нервно, фальшиво и почти с надеждой, и эта ледяная прекрасная женщина нежно дотронулась до ее щеки.
- Да-да, ты красивая. Драко не понимает своего счастья, что у него есть ты.
И тогда она, к своему ужасу, зарыдала – прекрати-это-прекрати-это-прекрати-твою-мать-прекрати, – а Нарцисса сцеловывала слезинки своими полными бесцветными губами. В любой момент кто-нибудь мог зайти, Драко или Люциус, Беллатриса или проклятый Вольдеморт, а Нарцисса нежно целовала острые скулы Пэнси, как будто они были одни во всем мире.
- Ох, – прохрипела Пэнси, ее мысли закружились так отчаянно, что она не смогла выдавить ничего, кроме тихого и задыхающегося «ох», и Нарцисса впилась в ее раскрытые губы своими. Также были и руки, ласкающие ее спину и поднимающиеся вверх по позвоночнику, оставляющие за собой расстегнутую одежду, и…
***
Это их любимые мысли, но Пэнси не может думать ни о чем другом. Не раньше чем она услышит приближающийся шелест мантий и ей не померещится тело Нарциссы, разлагающееся на кровь, серебристые волосы и темную ткань, и слепые серые глаза, злобно смотрящие на нее.
Она смотрит на свои руки, которыми неистово цепляется за стену в поисках спасения, кровь настоящая, и она кричит и кричит до тех пор, пока тени наконец не отступают и она не остается одна. Ей не отдадут Нарциссу. Поэтому она посасывает ободранные пальцы и думает, какие мысли преследуют Грэйнджер, когда они подходят слишком близко, и тогда ненависть, которая переполняет ее сердце, надоедает им.
Сегодня нет солнца. Она слышит тихий стук дождевых капель за окном, ощущает прохладный свежий ветерок – и это, по крайней мере, хоть какая-то отсрочка. Может, он выветрит едкую вонь человеческих отходов и немытых тел. Может быть, она сможет погрузиться в сон, в мечту об острой росистой траве под щеками и пушистых облаках, плывущих по небу…
… но нет, проклятый хаффлпаффец опять орет. Когда дементоры рядом, он может орать часами, визжать, как маленькая девчонка, зовя маму или папу, или брата, или любимую собачку, или еще кого-нибудь – любого, кроме скелетообразных созданий, пришедших за его душой. Хотя вряд ли он чего-то этим добьется, кроме саднящего горла.
- Заткнись, – стонет она, утыкаясь лбом в стену. – Заткнись, заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ!
И в конце концов он затыкается. Как, впрочем, и всегда.
***
Пэнси не хотела говорить о любви. Она знала, что это слово под запретом в доме Малфоев; Люциус на самом деле не любит Нарциссу, а она не любит его, и Драко не будет любить Пэнси, когда они поженятся; такие союзы заключаются ради выгоды и власти. Но Нарцисса прикасалась к ней будто с любовью, заботливо и нежно, и, кончив, Пэнси сказала то, что не хотела говорить.
- Я, – прошептала она, выгибаясь под ласкающими пальцами. – Я… о Мерлин, Нарцисса, я люблю тебя…
Она закричала, загребая руками атласную ткань, и медленно привалилась к спинке кровати. Нарцисса целовала ее лоб, веки, но казалось, что она за миллион миль отсюда; когда тишина стала давить, Пэнси, набравшись мужества, спросила:
- Ты любишь меня, Нарцисса?
Та весело и легко рассмеялась, что не принесло никакого утешения.
- Конечно, дорогая. Конечно.
- Нет, – резко возразила Пэнси, выбралась из-под тела Нарциссы и встала рядом с ней у кровати, скрестила руки под обнаженной грудью. – Ты совсем меня не любишь. Я для тебя просто как кукла для развлечений, правда? Что, родители, выдавая замуж, не знали, что тебе хочется трахаться с женщинами? А может, они поймали тебя с какой-либо из твоих сестер и..?
Рука Нарциссы опустилась на щеку Пэнси, как хлыст, больно и жаляще – а потом она сгребла девушку в охапку и устроила ее голову на своей алебастровой груди.
- Тсс, – прошептала она, – ты что, хочешь, чтобы тебя услышал Люциус? Ты хочешь, чтобы он сюда ворвался и вышвырнул из нашего дома? Ты не должна требовать от меня чего бы то ни было, Пэнси, – ты же знаешь, что моя верность для него важнее всего.
Пэнси больше не заговаривала о любви. Слова были бесполезны, в конце концов, перед лицом действительности.
***
Чьи-то сапоги – стук-стук по твердому ровному полу, – настоящие сапоги, а не то мокрое хлюпанье голых ног узников. Новичок? Или, может, посетитель?
Пэнси бросается к двери, смотрит через решетку: волосы какого-то промежуточного цвета между мышиным и каштановым, медленная, тяжелая походка, наводящая на мысль о неизбежной жестокости. Они стискивают ее руку, пытаются тащить ее вперед, но ее ноги продолжают безвольно двигаться, пока дементоры не выравнивают шаги, не собираясь рисковать и выпускать ее из своей хватки.
- Милл! – она хочет закричать, слышит визгливый голос, который однажды уже отдавался в ее мыслях, но с ее сухих губ срывается шепот. – Черт, Милл, ты что здесь делаешь? Это я, Пэнси! Миллисента, обернись, это я!
Но как только крепкая фигура оборачивается, ее единственный потенциальный друг в этом мире внезапно превращается в Драко, с бескровных губ срывается дикий рык.
- Сука, – шипит он, пытаясь отцепиться от дементоров, чтобы броситься на Пэнси. – Ты сука! Убийца! Надеюсь, что ты сгниешь и сдохнешь здесь!
И кровь сочится из его глаз, из уголков его рта, из свежей раны на шее, и это совсем не Драко – не Драко и не Нарцисса, просто неопределенная лужица серебристого и черного, белого и красного под ногами Пэнси…
Она просыпается и обнаруживает, что сама стиснула руками свою шею, пытаясь заглушить вопли, разрывающие горло.
- Заткнись, – доносится голос хаффлпаффца из соседней камеры. И Пэнси замолкает.
***
Это не были ни Драко и ни Нарцисса: это был Люциус с перерезанным горлом, и кровь залила чистый кухонный пол. Кровь, которая не должна была пролиться, – даже чистокровных изменников оставляли в живых, когда это было возможно, проводились реабилитационные процессы, чтобы они могли по достоинству оценить важность своего происхождения. По-настоящему чистокровные семьи не должны исчезать.
Чистокровный, пожилой мужчина, Малфой и Жрец смерти. Ее судьба была решена, но Пэнси кричала и вырывалась, пока ее с трудом тащили с кухни, и умоляла позволить ей поговорить с Нарциссой. «Это все из-за нее, все для нее, это то, чего она хотела», а Эйвери просто засмеялся, и Пэнси похолодела. Этот смех предвещал смерть.
- Нет, – произнес холодный, звонкий голос, который Пэнси так жаждала услышать, и Нарцисса появилась на вершине широкой мраморной лестницы в белоснежной мантии, как несущий свет ангел. – Не убивай ее, Эйвери.
Ее серые глаза смотрели на Пэнси сотую долю секунды, и Пэнси поняла, что проиграла – в них был смех, злое презрение, а потом Нарцисса взглянула на нее, как мать на провинившегося ребенка.
- Глупая Пэнси. Очень глупая. Распространять такую грязную ложь о семье, которая готова была тебя принять. Ты настоящая Паркинсон. – Она перевела взгляд на Эйвери, и ледяная улыбка заиграла на ее губах: – Отправь ее в Азкабан.
***
Нарцисса, наверное, сейчас счастлива, в своем имении вместе с малфоевскими богатствами и единственным сыном, который выберет более подходящую невесту и продолжит род.
А Драко, должно быть, счастлив еще больше – он найдет себе другую невесту, более красивую и безжалостную – зеркальное отражение своей любимой мамочки.
Может, даже Люциус сейчас счастлив; и если ад действительно существует, то сейчас он обменивается военными историями с Гитлером и Сталиным и дискутирует о лидерстве с Макиавелли.
Пэнси устраивается у стены, вжимая ладонь в нагретые солнцем камни. И на один скоротечный миг она снова с Нарциссой и тоже очень счастлива.
КОНЕЦ
Автор: Dulcinea
Перевод: Dariana
Бета-ридинг: Nightingale
Оригинал: здесь http://girlsdormitory.slashcity.net...ser.php?uid=107
Разрешение на перевод: пока отсутствует.
Пейринг: Пэнси/Нарцисса
Рейтинг: R
Жанр: дарк
Дисклэймер: все принадлежит мне (в моих мечтах).
Примечание переводчика: фик переведен для Algine на Springtime Femmeslash Challenge-2006.
Солнечный луч
Каждый раз, когда солнце встает на небе под прямым углом, единственный золотистый лучик света проскальзывает через высокое зарешеченное окно и очерчивает легкий светящийся круг на холодных каменных стенах. В эти редкие дни она вжимается в голые камни, жадно впитывая восхитительное тепло; она почти в силах представить, что непробиваемая поверхность может быть теплой, мягкой кожей и гладким и стройным телом, прижимающимся к ней, чтобы отвратить жуткий холод.
В первый раз она задрала свою изорванную мантию до талии и скользнула рукой между ног, так растворившись в возбуждении, что не заметила, как темные фигуры столпились у двери ее камеры. Ближе, ближе, толкнулась бедрами у стены, грудь разрывалась от отчаянных рыданий, и один шумный вздох высосал этот исступленный экстаз из ее слабого тела – она опустилась на пол, дрожащая и опустошенная, и умоляющая о смерти.
Теперь она не допускает такой ошибки. Счастью нет места в ее мыслях, она знает; ни малейшая тень радости не мелькает на ее лице, или они немедленно вернутся. Вместо этого она прижимается к мерцающему теплому кругу, представляет, как ласкает ее лицо кончиками пальцев, и плачет.
Теперь это место принадлежит им. Она видела и другие лица, знакомые лица, через решетку своей камеры: Грэйнджер – лохматая голова задрана поразительно высоко, все лицо в крови; высокий, кудрявый хаффлпаффец, окаменевший на втором курсе, – слезы тихо струятся по его мальчишескому лицу; один из Уизли, Фред или Джордж, – громко и легко проклинает дементоров, держащих его под обе руки. Должно быть, он сделал что-то действительно ужасное – очень немногие чистокровные, даже такие магглолюбы, как Уизли, подвергаются ужасам Азкабана – только выскочки и наиболее опасные сопротивляющиеся.
И убийцы.
Из-за иронии она холодно и резко смеется – так горько, что смех не привлекает дементоров. Вольдеморт выделил убийц одним длинным костлявым пальцем и приговорил их к судьбе еще худшей, чем смерть, и это уже за гранью юмора. Это просто реальность, новая реальность, в которой грязнокровки являются заключенными, Жрецы смерти – правительством, а Пэнси Паркинсон – убийцей.
***
- Ты красивая, – сказала она.
Впервые в жизни Пэнси сказали, что она красивая. Она рассмеялась, нервно, фальшиво и почти с надеждой, и эта ледяная прекрасная женщина нежно дотронулась до ее щеки.
- Да-да, ты красивая. Драко не понимает своего счастья, что у него есть ты.
И тогда она, к своему ужасу, зарыдала – прекрати-это-прекрати-это-прекрати-твою-мать-прекрати, – а Нарцисса сцеловывала слезинки своими полными бесцветными губами. В любой момент кто-нибудь мог зайти, Драко или Люциус, Беллатриса или проклятый Вольдеморт, а Нарцисса нежно целовала острые скулы Пэнси, как будто они были одни во всем мире.
- Ох, – прохрипела Пэнси, ее мысли закружились так отчаянно, что она не смогла выдавить ничего, кроме тихого и задыхающегося «ох», и Нарцисса впилась в ее раскрытые губы своими. Также были и руки, ласкающие ее спину и поднимающиеся вверх по позвоночнику, оставляющие за собой расстегнутую одежду, и…
***
Это их любимые мысли, но Пэнси не может думать ни о чем другом. Не раньше чем она услышит приближающийся шелест мантий и ей не померещится тело Нарциссы, разлагающееся на кровь, серебристые волосы и темную ткань, и слепые серые глаза, злобно смотрящие на нее.
Она смотрит на свои руки, которыми неистово цепляется за стену в поисках спасения, кровь настоящая, и она кричит и кричит до тех пор, пока тени наконец не отступают и она не остается одна. Ей не отдадут Нарциссу. Поэтому она посасывает ободранные пальцы и думает, какие мысли преследуют Грэйнджер, когда они подходят слишком близко, и тогда ненависть, которая переполняет ее сердце, надоедает им.
Сегодня нет солнца. Она слышит тихий стук дождевых капель за окном, ощущает прохладный свежий ветерок – и это, по крайней мере, хоть какая-то отсрочка. Может, он выветрит едкую вонь человеческих отходов и немытых тел. Может быть, она сможет погрузиться в сон, в мечту об острой росистой траве под щеками и пушистых облаках, плывущих по небу…
… но нет, проклятый хаффлпаффец опять орет. Когда дементоры рядом, он может орать часами, визжать, как маленькая девчонка, зовя маму или папу, или брата, или любимую собачку, или еще кого-нибудь – любого, кроме скелетообразных созданий, пришедших за его душой. Хотя вряд ли он чего-то этим добьется, кроме саднящего горла.
- Заткнись, – стонет она, утыкаясь лбом в стену. – Заткнись, заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ!
И в конце концов он затыкается. Как, впрочем, и всегда.
***
Пэнси не хотела говорить о любви. Она знала, что это слово под запретом в доме Малфоев; Люциус на самом деле не любит Нарциссу, а она не любит его, и Драко не будет любить Пэнси, когда они поженятся; такие союзы заключаются ради выгоды и власти. Но Нарцисса прикасалась к ней будто с любовью, заботливо и нежно, и, кончив, Пэнси сказала то, что не хотела говорить.
- Я, – прошептала она, выгибаясь под ласкающими пальцами. – Я… о Мерлин, Нарцисса, я люблю тебя…
Она закричала, загребая руками атласную ткань, и медленно привалилась к спинке кровати. Нарцисса целовала ее лоб, веки, но казалось, что она за миллион миль отсюда; когда тишина стала давить, Пэнси, набравшись мужества, спросила:
- Ты любишь меня, Нарцисса?
Та весело и легко рассмеялась, что не принесло никакого утешения.
- Конечно, дорогая. Конечно.
- Нет, – резко возразила Пэнси, выбралась из-под тела Нарциссы и встала рядом с ней у кровати, скрестила руки под обнаженной грудью. – Ты совсем меня не любишь. Я для тебя просто как кукла для развлечений, правда? Что, родители, выдавая замуж, не знали, что тебе хочется трахаться с женщинами? А может, они поймали тебя с какой-либо из твоих сестер и..?
Рука Нарциссы опустилась на щеку Пэнси, как хлыст, больно и жаляще – а потом она сгребла девушку в охапку и устроила ее голову на своей алебастровой груди.
- Тсс, – прошептала она, – ты что, хочешь, чтобы тебя услышал Люциус? Ты хочешь, чтобы он сюда ворвался и вышвырнул из нашего дома? Ты не должна требовать от меня чего бы то ни было, Пэнси, – ты же знаешь, что моя верность для него важнее всего.
Пэнси больше не заговаривала о любви. Слова были бесполезны, в конце концов, перед лицом действительности.
***
Чьи-то сапоги – стук-стук по твердому ровному полу, – настоящие сапоги, а не то мокрое хлюпанье голых ног узников. Новичок? Или, может, посетитель?
Пэнси бросается к двери, смотрит через решетку: волосы какого-то промежуточного цвета между мышиным и каштановым, медленная, тяжелая походка, наводящая на мысль о неизбежной жестокости. Они стискивают ее руку, пытаются тащить ее вперед, но ее ноги продолжают безвольно двигаться, пока дементоры не выравнивают шаги, не собираясь рисковать и выпускать ее из своей хватки.
- Милл! – она хочет закричать, слышит визгливый голос, который однажды уже отдавался в ее мыслях, но с ее сухих губ срывается шепот. – Черт, Милл, ты что здесь делаешь? Это я, Пэнси! Миллисента, обернись, это я!
Но как только крепкая фигура оборачивается, ее единственный потенциальный друг в этом мире внезапно превращается в Драко, с бескровных губ срывается дикий рык.
- Сука, – шипит он, пытаясь отцепиться от дементоров, чтобы броситься на Пэнси. – Ты сука! Убийца! Надеюсь, что ты сгниешь и сдохнешь здесь!
И кровь сочится из его глаз, из уголков его рта, из свежей раны на шее, и это совсем не Драко – не Драко и не Нарцисса, просто неопределенная лужица серебристого и черного, белого и красного под ногами Пэнси…
Она просыпается и обнаруживает, что сама стиснула руками свою шею, пытаясь заглушить вопли, разрывающие горло.
- Заткнись, – доносится голос хаффлпаффца из соседней камеры. И Пэнси замолкает.
***
Это не были ни Драко и ни Нарцисса: это был Люциус с перерезанным горлом, и кровь залила чистый кухонный пол. Кровь, которая не должна была пролиться, – даже чистокровных изменников оставляли в живых, когда это было возможно, проводились реабилитационные процессы, чтобы они могли по достоинству оценить важность своего происхождения. По-настоящему чистокровные семьи не должны исчезать.
Чистокровный, пожилой мужчина, Малфой и Жрец смерти. Ее судьба была решена, но Пэнси кричала и вырывалась, пока ее с трудом тащили с кухни, и умоляла позволить ей поговорить с Нарциссой. «Это все из-за нее, все для нее, это то, чего она хотела», а Эйвери просто засмеялся, и Пэнси похолодела. Этот смех предвещал смерть.
- Нет, – произнес холодный, звонкий голос, который Пэнси так жаждала услышать, и Нарцисса появилась на вершине широкой мраморной лестницы в белоснежной мантии, как несущий свет ангел. – Не убивай ее, Эйвери.
Ее серые глаза смотрели на Пэнси сотую долю секунды, и Пэнси поняла, что проиграла – в них был смех, злое презрение, а потом Нарцисса взглянула на нее, как мать на провинившегося ребенка.
- Глупая Пэнси. Очень глупая. Распространять такую грязную ложь о семье, которая готова была тебя принять. Ты настоящая Паркинсон. – Она перевела взгляд на Эйвери, и ледяная улыбка заиграла на ее губах: – Отправь ее в Азкабан.
***
Нарцисса, наверное, сейчас счастлива, в своем имении вместе с малфоевскими богатствами и единственным сыном, который выберет более подходящую невесту и продолжит род.
А Драко, должно быть, счастлив еще больше – он найдет себе другую невесту, более красивую и безжалостную – зеркальное отражение своей любимой мамочки.
Может, даже Люциус сейчас счастлив; и если ад действительно существует, то сейчас он обменивается военными историями с Гитлером и Сталиным и дискутирует о лидерстве с Макиавелли.
Пэнси устраивается у стены, вжимая ладонь в нагретые солнцем камни. И на один скоротечный миг она снова с Нарциссой и тоже очень счастлива.
КОНЕЦ
-
-
28.05.2006 в 19:27Когда читала, сначала подумала, что первый отрывок - от лица Нарциссы - получилась небольшоая интрига ))
-
-
31.05.2006 в 00:24