[fslash]

Название: Двенадцать месяцев
Автор: Lilly
Пейринг: Луна Лавгуд/Гермиона Грейнджер
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Саммари: очень страшная сказка. Третья история из фемслэшного цикла про Луну.
Дисклаймер: не мое.
Предупреждение: смерть персонажа.
Посвящение: для  Катю, самой прекрасной девушки на свете.


Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела,
Оглянуться не успела, как зима катит в глаза.
И.А.Крылов, «Стрекоза и муравей»

Луна, наверное, могла бы быть птичкой певчей.

Прыг-прыг с ветки на ветку, зернышки там какие поклевать, и все. Или спрятаться среди молодой листвы, почистить ярко-желтые перышки, будто у канарейки, и запеть.

Голос – чистый, звенящий, нежный-нежный – так и льется, так и льется, будто горный ручей, и так складно получается, так красиво, что Луна сама зажмуривается от удовольствия. Прикрывает мечтательно глаза, прислоняется спиной к теплой шершавой коре дуба, и замолкает.

Ах, чудо, чудо как волшебно!

- Луна, - серьезно говорит Гермиона, - Луна, ты должна заниматься.

Гермиона – она всегда серьезная такая, со стопкой книжек в руках. И еще у нее глаза красивые. Большие такие глазищи, карие-карие, и блестят, словно пуговицы.

- Успеется, - беззаботно машет рукой Луна, - пойдем бабочек ловить?

Гермиона осуждающе качает головой.

За окном – сентябрь.


~ * ~


В октябре в воздухе пахнет ржаным хлебом и рябиной.

Луна сидит у озера и читает «Придиру». Очки в новом номере – что за прелесть! Большие такие, как у совы, один глаз – розовый, другой – голубой. И крутятся-вертятся, как ветряная мельница, переворачиваются с ноги на голову, словно зайцы. Как здорово это папа придумал!

- Привет.

Гермиона в нерешительности замирает рядом. Белые гольфы чуть-чуть сползли, и видно по-мальчишечьи острые коленки. Луна думает, что сухие осенние листья так красиво бы смотрелись в ее длинных волосах.

- Привет, Гер-ми-о-на, - нараспев произносит Луна, - хочешь посмотреть?

- А это что? – опасливо спрашивает Гермиона, присаживаясь рядом.

- Можно сказочную страну увидеть. Там феи, - поясняет Луна.

- Ооо. Хочу, - она улыбается.

Осень – она золотистая вся, и пахнет Гермиониным шампунем.


~ * ~


Зонтик должен быть непременно всех цветов радуги.

- Красный, - бормочет Луна, шлепая босыми ногами по лужам.

Мелко-мелко накрапывает дождик, и начинает смеркаться.

- Оранжевый.

Огни замка – словно мириады светлячков сплетаются в неведомый и прекрасный узор.

- Желтый.

Ноябрьское небо – грустное-грустное, свинцовое, тяжелое – такое, будто вот-вот упадет на голову. Луне так его жалко! А ветер – порывистый, злой, ледяной, готовый проморозить насквозь, до самых костей.

- Луна, постой!

Гермиона хватает Луну за руку.

- Ты же можешь простудиться!

- Зеленый, - шепчет Луна, - и потом еще голубой, синий…

Гермиона устало вздыхает, снимает клетчатый плащ и накидывает его на плечи Луне. Держит за руку – теплая ладошка – и ласково улыбается уголками губ.

- Фиолетовый.

Луна думает, что она, наверное, самый счастливый человек на свете.


~ * ~


Декабрь – это непременно Рождество.

Конфетти там всякие, хлопушки разноцветные, стеклянные шары и – конечно же! – подарки.

Луна сидит в Большом Зале одна-одинешенька: все разъехались по домам, а ей пришлось остаться в Хогвартсе, потому что папочка ищет морщерогих кирзляков, а ведь это очень, очень важно – Луна большая, она понимает!

Луна пьет чай с лимоном из большой кружки и ест вкусные теплые круассаны со сгущенкой. Ель – красивая. От нее пахнет хвоей. И веточки у нее такие зеленые-зеленые, припорошенные хрустящим снежком, и не колючие вовсе. Только вот без Гермионы очень плохо. Кружится голова, и не хочется даже мечтать. Мир без Гермионы – это все равно, что ходить по потолку вверх ногами. И ползать как улитка, оставляя за собой желтоватый маслянистый след.

Луна не замечает, что плачет.


~ * ~


- Вернулась!

Луна с радостным криком бросается Гермионе на шею, целует ее в губы, сладко-сладко, с наслаждением вдыхает знакомый запах ее волос.

В морозном январском воздухе кружатся ледяные бабочки.


~ * ~


- В детстве я тоже любила читать, - задумчиво произносит Гермиона, накручивая на палец прядь волос, - и сейчас люблю.

Весело трещит огонь в камине, и от узорной решетки на ковер падают длинные красивые тени, будто неведомые цветы в сказке. Луна дремлет, положив голову Гермионе на грудь, и видит сны.

- Мне нравится запах книг. Когда ты переворачиваешь страницы, пыльные от времени, ты чувствуешь что-то такое… что-то такое…

- Таинственное? – сквозь сон тихо спрашивает Луна.

- Да, - Гермиона кивает и с улыбкой перебирает длинные светлые волосы Луны.

В комнате тихо-тихо, и только большая деревянная кукушка на настенных часах с подозрением смотрит на двух девушек. У кукушки некрасивые глаза, нарисованные глазурью, и огромный клюв, будто нос. «Она такая любопытная», - бормочет во сне Луна, крепче обнимая Гермиону. «Да, - отвечает Гермиона, целуя Луну в нос, - ужасно любопытная».

За окном зло завывает февральская вьюга.


~ * ~

Чирикают птички, и прыг-прыг по свежей зеленой травке. Солнечные зайчики прыгают с ветки на ветку, и Луна со смехом бегает за ними. За окном – март. Пахнет талым снегом и вода в озере – прозрачная-прозрачная, будто стекло, но не ломкое, а жидкое такое, теплое, незнакомое.

Гермиона сидит под деревом и читает учебник Нумерологии.

- Луна, сядь пожалуйста.

Луна смеется, запрокидывает голову назад, тянет руки к небу. Кружится, словно маргаритка.

- Луна, ты мешаешь мне заниматься.

Голос у Гермионы чуть-чуть обиженный и грустный, а взгляд – серьезный-серьезный, но она, наверное, шутит, правда же?

Луна скидывает туфли-лодочки и заходит в воду по колено. Хлопает ладошкой – шлеп-шлеп – и брызги во все стороны летят. Капельки переливаются на солнце красивым жемчужным перламутровым цветом, а потом пропадают куда-то.

Луна крепко жмурится, а потом открывает глаза, и с грустью замечает, что Гермионы нет. Видно только стремительно удаляющуюся крошечную черную точку на горизонте, да кряжистые ветви деревьев, подло ловящих солнечный свет.


~ * ~


- Прости.

Гермиона молчит, хмуро уставившись в книгу.

- Прости меня, пожалуйста.

Нос перемазан в цветочной пыльце, и Луне это кажется очаровательным.

- Я тебя люблю.

Гермиона поднимает голову. Смотрит внимательно-внимательно, а потом с горечью в голосе тихо произносит:

- Прости, Луна. Но не можем больше… дружить. Я от тебя устала.

И тогда она уходит, оставив за собой запах осени, толстые фолианты и еще что-то такое страшное и черное. Пустоту. Ниточка оборвалась – и все. Воздушный шарик взмыл в воздух, мигнув на прощанье яркими цветами, а теперь его нет.

А Луна стоит на месте, замерев, и недоуменно смотрит ей вслед. Как – устала? Как – не можем? Но им же так хорошо было вместе, и вон, тогда, когда они целовались под омелой, и зимой, и колени-руки-колени, и что же? Что же – все вон?

Где-то на клумбах расцветают нежные голубые крокусы – апрель.

~ * ~


В мае Луна усердно учиться.

Облизывает кончик карамельного пера, макает его в клубничное варенье – пишет Гермионе письмо.

«Моя милая Гермиона!

Я скучаю по тебе, очень-очень. Я очень хочу, чтобы ты была рядом. Я знаю, что у твоих губ вкус шоколада и мяты. Я…

Прости меня.
Твоя маленькая Луна».

И когда Луна пишет последние строчки, ей становится так больно, так плохо, что она забывает, как это – дышать. Наверное, она сейчас умрет.


~ * ~


В июне Луны нет.

Она кружит где-то в сказочных снах, где на дубах растут самые настоящие слоны, завернутые в серебристую фольгу, и щенки размером с горы пьют молоко из блюдец. А злые нарглы сидят в своих темный норах, и делают что-то плохое и страшное.

Луна не знает, что Гермиона сидит у ее постели, и крепко сжимает ее ледяные пальцы.

И доктор…

- Она не выживет, мисс Грейнджер, - устало произносит мистер X., - у нее слабое сердце. И с психикой не все в порядке, вы же видите.

- Да, да, - устало отвечает Гермиона, - но неужели СОВСЕМ ничего нельзя сделать?

Мистер Х. грустно качает головой, гладит Луну по волосам, и уходит, оставив за собой невкусный запах медицинского спирта и таблеток – они разноцветные такие, красивые, желтые, оранжевые и синие, и их нужно пить каждый час. Обязательно – с зеленым чаем или молоком.

Но Луна ничего этого не знает, и поэтому ей так сладко, сладко спится.


~ * ~


- Ля-ля-ля, - Луна весело болтает ногами, сидя не жесткой больничной койке, - ля-ля-ля. Я не буду пить микстуру, не буду!

Перед глазами порхают стайки пестрых бабочек. У них такие чудесные крылья! И они умеют ловить солнечный свет усиками. Луна прежде никогда, никогда такого не видела! А вдруг они волшебные? Взаправду, а не понарошку, как говорит противная медсестра.

- Гермиона! – Луна бросается ей на шею, целует в губы, гладит большим пальцем по щеке, - я так рада, что ты пришла! У меня есть сачок! Мы можем ловить им воооон тех бабочек, ведь правда?

- Не сейчас, - Гермиона прижимает к себе Луну и нежно гладит по волосам, - лучше мы поговорим с тобой, Луна.

Луна удивляется. И ее большие, будто рыбьи, глаза стали совсем прозрачными в последнее время. Ей это чуть-чуть не нравится, но что же поделать? Все оттого, что она выплакала много слез. Кап-кап-кап, и золотые рыбки в лужах резвятся.

- Луна, ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, - Луна с рассеянной улыбкой смотрит в окно.

- Луна, а ты… ты меня любишь?

Сердце Луны замирает на мгновение. А потом она заливисто смеется.

- Вот глупая! Я тебя одну, тебя одну люблю, ну конечно! А ты меня?

- И я тебя люблю, - Гермиона обнимает ее, и Луне кажется, что руки Гермионы дрожат, будто у старухи.

Старуха-смерть. Костлявые пальцы тянутся к Луне, а она, глупая такая, совсем этого не замечает.


~ * ~


В августе очень душно, и слышится стрекотание цикад на террасе.

Луна крадется по коридору – она стащила ножницы из кладовой, чтобы отрезать пуговицы от сарафана. Сарафан – красивый, ситцевый, клетчатый, а пуговицы почему-то маленькие, черные и неприметные, будто глазки и какого-то чересчур грустного зверька. Скоро Луну выпишут, и они с Гермионой буду гулять в парке с розами, крепко держась за руки. И еще пить чай с шоколадным тортом.

Это - правильно. Это – можно.

Луна замирает, когда слышит приглушенные голоса.

- Я не хочу, Рон. Я боюсь за нее.

Голос – хрупкий, мелодичный, и как будто надломленный. Что-то такое звенящее, словно голубой-голубой колокольчик, и одновременно невыразимо печальное. «Хрустальный голосок», - с упоением думает Луна.

- Все будет хорошо, Гермиона. Я рядом, видишь, я рядом с тобой.

Луна взволнована: что значит, рядом? И кто может быть рядом с чудесной, милой Гермионой, которая принадлежит ей одной?

- Рон… - слышится плач, и Луна с ужасом наблюдает как ее – ее Гермиона – бросается на шею высокому рыжему мальчишке.

Сердце Луны разбивается на тысячи осколков.

- Гадкий, гадкий мальчишка, - исступленно кричит Луна, вспарывая ему живот, - ненавижу, ненавижу, ненавижу!!

А дальше… калейдоскоп красок, событий и эмоций. Кто-то плачет, кто-то зло смотрит в след, кто-то сочувственно утирает лицо кружевным платком. Перед глазами Луны два лица: удивленное, все в веснушках, с царапиной на носу – того мальчика, и мертвенно-бледное, неживое, по-ста-рев-ше-е – Гермионы. Милой, красивой Гермионы…

Когда на суде выносят приговор – поцелуй дементора – Луна удивляется только одному: как кто-то сможет ее поцеловать, кроме Гермионы. Это ведь… это нечестно, правда?

За окном - сентябрь.