Название: She Dreams in Sepia
Автор: celeria (celeria @ gmail.com / http://celfic.livejournal.com)
Переводчик: Uxia
Бета: Algine
Гамма: April May June
Ссылка на оригинал: http://girlsdormitory.slashcity.net...ory.php?sid=676
Рейтинг: NС-17
Жанр: Angst, Drama, Romance
Пейринг: Джинни Уизли/Гермиона Грейнджер
Саммари: Я могу применить заклинание, чтобы очистить себя, могу обратно стать той привычной Гермионой, прошептав лишь пару слов, но я не хочу забывать эту фантазию – твои губы на моём бедре, твои пальцы извиваются у меня между ног.
Дисклаймер: все принадлежит J.K.
Разрешение на перевод: Получено.
Фик написан на Femmeslash Springtime Challenge'06 для Stella-Z на следующую заявку:
Джинни/Панси (или наоборот), Джинни/Мелисента, Джинни/Гермиона (если не найдется человек, готовый писать фик по первым двум пейрингам )
Дополнительно:Рейтинг R (а лучше NC17); ангст; БДСМ приветствуется;
хотелось бы видеть умную, сильную Джинни (желательно как актив) и философскую и умную вторую партнершу (а не забитую овцу), хочу много любви, грусти, красоты, философии и прочей мутотени от которой захочется плакать.
She dreams in sepia She dreams in sepia
Ты знаешь, я мечтаю о тебе. Я мечтаю о тебе в твоих цветах – сливочный оттенок кожи, каштановый немногочисленных веснушек на носу, насыщенный вишнево-красный цвет твоих волос. Карие глаза полны ожидания, желания и страсти... Коричнево-рыже-абрикосовый цвет твоих глаз, век и лица - этот цвет преобладает в моих мечтах. Я всегда могу видеть твои глаза, даже когда мои закрыты.
Мои фантазии всегда полны смысла. Иногда они могут включать странные элементы, но это ведь, в конце концов, просто фантазии, и мы можем оказаться в необычных местах, таких, как дом моей бабушки Элли в Манчестере (она умерла, когда мне было шесть лет) или в библиотеке на улице Старой Церкви (которая гораздо уютнее библиотеки Мадам Пинс в Хогвартсе). Однажды я даже вообразила, что у тебя нет братьев, представляешь? Но в моих мечтах мы всегда вдвоём, ты и я, мои руки всегда испачканы чёрными и синими чернилами, а твои пальцы прохладные и мозолистые из-за рукоятки метлы, квоффлов и ингредиентов зелий.
Иногда я мечтаю об этих пальцах во мне.
Когда это случилось в первый раз, я проснулась с лицом цвета твоих волос, мои зубы стучали друг о друга, словно твои при приближении дементора. Я благодарила Бога, что полог моей постели был задёрнут и Лаванда с Парвати не видят, что я делаю, не видят меня возбуждённой с крепко сжатыми кулаками, со скомканными простынями вокруг моих влажных бёдер. Я могу применить заклинание, чтобы очистить себя, могу обратно стать той привычной Гермионой, прошептав лишь пару слов, но я не хочу забывать эту фантазию – твои губы на моём бедре, твои пальцы извиваются у меня между ног.
Иногда фантазии настолько реальны, что я удивляюсь, как они могут быть лишь фантазиями. В них ты очень напоминаешь себя – твои узкие плечики, твой утончённый округлый подбородок, твои мягкие волосы, спадающие на плечи, маленькие полные ступни, выглядывающие из-под мантии. Ты пахнешь собой, травянистым ароматом квиддичного поля и конфетами Берти Боттс, а ещё немного резким медным запахом, из-за того что последним предметом были Зелья, и ароматом мыла, исходящим от мантий, постиранных твоей мамой. Даже по ощущениям ты напоминаешь себя: изгиб твоей руки рисуется в воображении именно таким, каким он становится, когда ты тянешься за пером, положение твоего колена идеально повторяет то положение, когда мы вместе устраиваемся на кровати в Норе. И даже на вкус моя воображаемая Джинни такая же, как ты. Вкус тыквенного сока, мяты и снежных дней – вот что напоминает мне, что это лишь фантазия, ведь я не знаю, какая ты в реальности на вкус.
Я хочу знать. В моих фантазиях мир багряный и каштановый, искрящийся и мучительный, и я ласкаю тебя языком так быстро, словно видение закончится, если я не нажму пальцами на твой клитор и губами не коснусь твоей груди. У тебя вкус металла, сахара и сухих цветов. Ты обжигающая, как цвет твоих волос, как мой язык и моё лицо, всё горит под моими пальцами, ртом и подбородком. Я вся пропитываюсь твоим соком - мои губы и моя рука, но я не хочу останавливаться, не хочу забывать твой запах, мечтаю, чтобы он врезался в память навсегда. Я пью тебя, стараясь сделать всё это реальным воспоминанием, которое будет со мной весь день.
Это могло бы сработать, ведь я могу лишь мельком посмотреть на тебя, не краснея, поэтому я опускаю голову и утыкаюсь в книгу. Когда тебе нужно перо, я подталкиваю его ближе, и тебе не надо касаться меня. Я не думаю, что смогу выдержать это: коснуться сухой ладони, коротких сильных пальцев, не вспомнив своих фантазий. И тогда моё лицо становится ярко-алым, как твои волосы и как языки пламени в камине перед столом, я надеюсь, что ты не видишь ничего на моём лице, не видишь, как я вспоминаю, какая ты, по моему мнению, на вкус.
Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Ну, может, не всё. Скорее всего, я не расскажу, что мечтаю о тебе с третьего курса – с самого того дня, когда дементор появился в поезде, а я взяла тебя за руку, успокаивая. Наверное, не стоит говорить тебе о том, что в моих фантазиях ты делаешь вещи, из-за которых я краснею. Тебя они бы тоже смутили: ты трахаешь меня пальцами, а я подаюсь вверх, чтобы всосать в себя твой коралловый сосок. И, возможно, я не скажу тебе, что моё сердце стучит чаще, когда мы обнимается, и у меня перехватывает дыхание, когда мы целуемся: те невинные поцелуи, которыми ты одариваешь меня после победы Гриффиндора в квиддиче, и не такие уж невинные мои, оставленные на твоей щеке. Возможно, я вообще не расскажу тебе об этих подробностях – ты можешь подумать, что я обманывала тебя все эти годы.
Но что-нибудь я тебе расскажу, я и правда собираюсь. Я миллион раз переписываю те слова, которые хочу произнести, подбираю их осторожно. Уж это я умею делать – я всегда получаю высокие оценки за эссе, потому что знаю, как следует оформить фразу, чтобы она имела правильный смысл. Иногда я даже думаю о том, что скажу, если буду нервничать и беспокоиться, или вдруг заурчит в животе, или колени будут подгибаться (но эти фантазии не такие сладкие, как те, в которых ты целуешь выступающие позвонки на моей шее, осторожно проводишь одной рукой по моему бедру, в то время как другая движется между ног). Я не думаю, что ты испугаешься или смутишься, ведь нет? И, возможно, ты выслушаешь меня, нежно улыбнёшься, обнимешь и скажешь, что всё в порядке. Возможно, ты чувствуешь то же, что и я.
Я всё записала, видишь? Здесь, в моём ежедневнике, в таком же, как те, что я подарила Гарри и Рону на прошлое Рождество. Они слишком легкомысленны, чтобы понять – мне не нужен ежедневник, предназначенный для планирования домашнего задания, в той мере, в какой нужен им. И они не знают, что у меня тоже есть такой.
В нём находится то, что я собираюсь сказать тебе, и, надеюсь, что скажу всё правильно.
Джинни, ты мне нравишься... я имею в виду, ты мне действительно нравишься. Ты симпатичная, умная, милая... ты самая надёжная из всех, кого я знаю, и ты... ты отлично играешь в квиддич. Да, я им не увлекаюсь, но ты отлично играешь. Ну ладно, я не отличу хорошую игру в квиддич от плохой… Но дело не в этом. Я рада, что мы подруги. Мне нравится с тобой дружить, но я надеялась, возможно... возможно, я могла бы... я хочу поцеловать тебя.
Хорошо звучит, не так ли? Возможно, мы смогли бы избежать обсуждения темы квиддича и даже смогли бы разобраться с моей молчаливостью. Но самое главное, что я хочу сказать тебе: я люблю тебя и я тебя хочу.
Ладно, возможно, последняя фраза довольно резка. Возможно, ещё слишком рано говорить о любви. Но это так. Ведь из-за этого ты мне всё время снишься, разве нет? Дело не в том, что я хочу ощутить твои поцелуи и сама хочу целовать тебя, хочу разводить в стороны белоснежные бёдра, хочу зарываться носом в огненно-рыжие волосы, хочу проводить языком дорожку от изгиба бедра до нежного клитора. И дело вовсе не в том, что я хочу, чтобы твои волосы струились по моим плечам, хочу, чтобы твои бледные ладони касались моего не менее бледного живота, чтобы кончик твоего большого пальца ласкал мой клитор, а остальные пальцы двигались внутри меня. Мне необходимо говорить тебе, что я люблю, каждый раз, когда я просыпаюсь от очередного сна.
С утра идёт снег, и мальчишки забрасывают снежками и засыпают друг друга снегом. Дин и Симус лежат на земле – они просто были атакованы Гарри, Рон помогает Невиллу подняться на ноги, а ты несёшь кубок горячего шоколада туда, где я стою, - к окну башни. Мы решили остаться в Хогвартсе, отчасти из-за огромного количества домашней работы, заданной на выходные, отчасти из-за того, что кувыркание в мокром снегу с Роном не вписывается в моё представление о хорошо проведенном времени, и отчасти из-за того, что я давно тебя не видела, – ты была занята и не обедала с нами целую вечность.
Ты ходишь туда-сюда, потом сворачиваешься клубком в мягком кресле, обернув одеяло вокруг согнутых коленей и грациозных бёдер. Я чувствую себя щенком у твоих ног.
Я стараюсь набраться мужества, чтобы рассказать тебе о том, что годами записывала в свой ежедневник. Рассматриваю твоё лицо - небольшие ямочки на щёках, которые появляются вместе с улыбкой, твои веснушки, искрящиеся и мерцающие на солнце. Твоя ладонь мягкая и шершавая, пахнущая мылом, покоится на моей голове, пальцы скользят по моей щеке, легко касаясь, - и внезапно я хочу большего. Я хочу обнимать тебя под этим шерстяным одеялом, ощутить твои ладони на моей талии, коснуться губами твоих волос. И я всегда хочу видеть твои глаза – тёплые и живые – шоколадного цвета, и чтобы они всегда смотрели на меня. Я хочу тебя.
Я открываю рот, чтобы сказать тебе это, не задумываясь о том, как грубо и глупо прозвучат эти слова. Но ты опережаешь меня, рассказываешь, куда уходишь поздно вечером, говоришь, что ходишь на свидания, на свидания с загонщиком, и это не парень – это девушка, это твоя девушка... это – Кэти Бэлл. Сейчас я наверняка выгляжу глупо – сижу с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, взгляд прикован к твоему лицу, сердце бьётся слишком быстро. Я пытаюсь успокоиться, но не могу.
Ты говоришь о ней, рассказываешь, что вы уже некоторое время вместе, и ты не знаешь, как сообщить друзьям, что она тебе нравится. Ты говоришь, что разница в возрасте на два года не имеет значения и отводишь глаза, нежные и блестящие, цвета шоколада на поалевшем лице.
Ты мельком смотришь на меня и снова улыбаешься, обнажая зубы, и спрашиваешь, что не так, изгибаешь бровь, любопытствуя. Я не смогу рассказать тебе сейчас, даже если ты попросишь - особенно, если ты попросишь. Не смогу потому, что не сумею объяснить, что чувствую, что всегда испытывала к тебе нечто подобное и никогда об этом не говорила. Я не позволю себе расстроить, разозлить и смутить тебя сейчас этим рассказом. Я не разрушу то, что делает тебя счастливой, заставляет светиться изнутри... Я пожимаю плечами и, извиняясь, ухожу в спальню. Больно думать о тебе и Кэти, представлять, как вы касаетесь и целуете друг друга, больно понимать, что она – та единственная, кто знает, какой у тебя вкус и запах: сладкая ли ты как сахар, как цветы, солнце и трава, или же ты другая – такая, какой я никогда тебя не представляла. Я чувствую острую, сильную, мучительную боль, похожую на боль в животе.
Этой ночью я снова думаю о тебе, но не в твоих цветах. Больше нет кремовой кожи и алых пятен от смущения на щеках, нет сладкого запаха вишни от твоих рыжих волос. Всё коричневое, тусклое и тёмное. Коричневое, как шелковистые волосы Кэти с оттенком красного дерева, коричневое, как рукоятка твоей метлы на квиддичном поле, коричневое, как руки, твои и Кэти, такими они становятся, когда вы часами гуляете под солнцем. Твои глаза тоже тёмно-коричневые, карие, влажные от желания и возбуждения. Теперь этот цвет преобладает в моих фантазиях.
Даже когда мои глаза закрыты, я всегда могу увидеть твои, - и они никогда не смотрят на меня.